Снова воцарилась тишина. Только быстрые взгляды на миг останавливались то на одном, то на другом. Кто? Как?
Из-за чего? И снова – кто? Яд недоверия, вкравшийся в группу из восьми человек, начал свою разрушительную работу. Нейман встал, отодвинул тарелку и повернулся к
Глацу.
– Пойду-ка проверю двигатель.
И сразу напряжение спало. Ланге посмотрел на часы: 9:15.
– Не так уж много все это заняло времени.
– Немного, – согласился Юрамото. – Но тонущему и миг кажется вечностью.
– Ну, какое впечатление? – Майор вопросительно поднял бровь. Гольберг заговорщически оглянулся на дверь.
– Да никакого. А вы как считаете?
– Согласен.
– А ведь как хорошо все было продумано! Ну, что делать! Все реагировали именно так, как мы и ожидали. И
говорили так же. Но я заметил...
– . .что Ирма Дари не проронила ни слова? – докончил следователь.
– Это естественно – ведь Шмидт был ей близок. Неудивительно, что она относится к его смерти не как к задаче на сообразительность.
Вошел Глац.
– Я все по этому делу. – Он грузно опустился в кресло.
– Раз все так запутанно, может, вам понадобятся дополнительные сведения. Не стесняйтесь, спрашивайте без всяких церемоний. Убийство. . – Он словно постарел за эти минуты. Морщины на лице углубились, в глазах появилась усталость. – Я все время ищу решение, что-нибудь, что объяснило бы его смерть без... без...
– Без вмешательства со стороны ваших сотрудников, –
докончил майор. – Боюсь, что это занятие бесполезное. Вы блуждаете в темноте. А нам нужен яркий свет. Целая батарея прожекторов – новые показания, самые различные сведения. Мы будем задавать вопросы, и много. Но сначала я попытаюсь изложить вам некоторые наши выводы.
Возможно, вы обнаружите в них уязвимые места.
Глац молча кивнул.
– Начну с того, что не вызывает никаких сомнений.
Шмидт был убит, это бесспорно. Второй бесспорный факт: убийца – один из членов экипажа. Все остальное сомнительно, и это надо воспринимать до известной степени критически. Убийца допустил по меньшей мере две ошибки. Во всяком случае, нам они кажутся ошибками.
Командир невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль.
– Вы имеете в виду два выстрела – и оба смертельных?
– Да. Это была техническая ошибка. Но есть еще чисто психологический просчет. Ведь Шмидт абсолютно не пригоден для роли самоубийцы. И меня не оставляет мысль: почему такой умный убийца столь наивно инсценировал самоубийство?
– По-вашему, – Глац доверительно наклонился вперед,
– план убийцы нарушило какое-то непредвиденное обстоятельство?
– И мы оказались свидетелями вовсе не той картины, которую должны были увидеть? – добавил Гольберг. – Кто знает, может, она и самому автору показалась удивительной.
– Автору... – Глац, внимательно следивший за ходом мыслей своих собеседников, лишь беспомощно покачал головой.
– Надо попытаться найти то, о чем преступник заранее не мог подумать и что нарушило его план. Предположим, что Шмидт погиб в тот момент, когда у кого-нибудь из вас не было бы алиби. Мог ли убийца заранее знать, кто где будет находиться в определенный момент?
– В момент смерти Шмидта? Пожалуй, мог, хотя весьма приблизительно.
– Безусловно, мог – благодаря ежедневному распорядку работы, о котором оповещаются сотрудники базы. В
принципе распорядок соблюдается, но, естественно, бывают исключения. Не было ли такого исключения в момент смерти Шмидта? Было. Один сотрудник находился не там, где должен был быть по графику.
– Мельхиад, – выдохнул Глац.
– Да, Мельхиад. Как должна была выглядеть картина, будь все по плану? Тревогу объявили в 10:59. У всех было бы точно такое же алиби, как и сегодня, за исключением инженера. Он добрался бы до базы не раньше чем за десять – пятнадцать минут. Или вынужден был бы подняться на холм с другой стороны, и тогда все прибежавшие к месту тревоги увидели бы его у трупа Шмидта. Ведь в момент смерти Шмидта Мельхиад должен был проверять солнечные батареи неподалеку от радиотелескопа.
У командира пересохли губы.
– Правильно...
– Итак, если бы все шло согласно расписанию, то у нас был бы определенный выбор: или признать самоубийство, или убийство. Убийство? У кого имелись основания для убийства? У Мельхиада. Из ревности, так как Шмидт ухаживал за его невестой. У кого нет алиби? У Мельхиада.
Скажите, будь все так, как я нарисовал, возникло бы у кого-нибудь сомнение, что произошло убийство?
– Вряд ли.
– А истинный убийца тем временем исподтишка посмеивался бы, пробормотал Гольберг.
– Если только убийцей не был бы сам Мельхиад, – добавил следователь.
– Но это исключено! – воскликнул Глац.