– Да, это его заметки. – Нейман полистал странички. –
Кто бы мог подумать, что все это так окончится? Бедняга
Шмидт. – Пилот снова взглянул на числа. – Пожалуй, это они. Держу пари, что это те самые числа.
– Вы абсолютно уверены?
– Абсолютно – нет. Но если это не те числа, что я тогда видел, то очень на них похожие. Вот все, что я хотел сказать...
Едва за Нейманом закрылась дверь, доктор вскочил с места и возбужденно забегал по комнате.
– Выходит, радист Михаль Шмидт занимался деятельностью, о которой здесь, в Радужном заливе, никто и не подозревал! И это не какая-нибудь невинная забава, не связь с любознательными радиолюбителями! Вот почему он был озабочен! Он же признался Нейману, что ломает над чем-то голову! Возможно, это связано с его смертью?
– Исключить этого нельзя.
– Но есть еще вероятность, – продолжал Гольберг, –
Шмидт вовсе не был ни с кем связан, а, наоборот, сам о чем-то узнал. А что, если эти числа являются тайным сообщением, которое он стремился расшифровать? И поэтому он должен был умереть – как нежелательный свидетель?
– Мне эта мысль тоже приходила в голову, – отозвался майор.
– И еще. Если эти числа действительно как-то связаны со смертью Шмидта, то Нейман ничего общего с убийством не имеет. Ибо в противном случае он не обратил бы на них нашего внимания.
– А что, если он сделал это умышленно, в надежде выпытать, что нам известно?
– Хорошенькая работенка. – Доктор взлохматил свою весьма жидкую шевелюру. – Фактов практически нет, а те, что есть, можно истолковать двояко. К тому же. . А вот и следующий!
Смущенно улыбаясь, в комнату вошел Юрамото.
– Я ненадолго. – Селенолог присел на краешек стула. –
Ведь река уносит грязь лишь в одном направлении. Как и река времени.
Родин мельком взглянул на часы.
– Верно. Время нас действительно поджимает. Ведь до смены экипажа станции Радужного залива осталось совсем немного – это время скоро будет измеряться часами.
– И вы предполагаете до смены закончить следствие?
– Обязан, ибо на Земле эта ваша река унесла бы с собой слишком много важных улик.
– Да, кстати, – встрепенулся Гольберг. – Вы мне напомнили. Река... форель... Простите!
– Каждый цветок тянется к солнцу. – Селенолог посмотрел на смущенного доктора. – Вы уже подумываете о возвращении?
– Конечно. Но, разумеется, лишь после того, как это дело будет... закончено.
– А пока конца не видно. Жаль. Но, как известно, последняя капля переполняет чашу. Я раздумывал над вашими словами, майор. И вспомнил об одной мелочи, которой сначала не придал никакого значения. Но сейчас, для полноты картины, мне кажется, она пригодится. В ту субботу я по телефону разговаривал с Шмидтом. Незадолго до его смерти. Не исключено, что я был последним, кто слышал его голос.
– В самом деле? Это интересно. Вы говорите, по телефону...
– Да. Он позвонил и спросил, не у меня ли случайно
Мельхиад. У меня его не было. Весь разговор состоял из нескольких слов.
– Нескольких слов, – задумчиво повторил майор. – Когда это было?
– В 10:49 утра.
– Не показался ли вам вопрос Шмидта странным? Необычным?
– Нет. Определенно нет.
– А его голос?
– Тоже нет.
– Часто вам задают подобные вопросы?
– Иногда, майор, время от времени.
– Шмидт и раньше спрашивал вас о чем-нибудь по телефону?
– Кажется, нет. Нет, никогда.
Юрамото встал.
– Одна молния может озарить путнику дорогу. Мне бы хотелось, чтобы мое скромное сообщение помогло вам.
– Что у вас с ногой?
– Пустяки, – отмахнулся Юрамото, – не стоит вашего драгоценного внимания, хотя и участие согревает, подобно весеннему солнцу. Когда в ту субботу мы бежали к радиотелескопу, я оступился, вывихнул сустав и еле доковылял назад. Но теперь все прошло. И меня ничто не беспокоит.
– Если бы мы могли сказать то же самое, – пробормотал Гольберг. – Это блуждание в потемках. . – Он не закончил.
– Без света нет тени, – уходя, улыбнулся Юрамото, –
так говорили наши деды. И чем больше вдумываешься в старые пословицы, тем больше находишь в них мудрости.
– Без света нет тени. – Гольберг озабоченно покачал головой. – Это всем известно. Возможно, в словах селенолога есть какой-то скрытый смысл, но как до него докопаться?
– Вас только это заинтересовало? – спросил Родин. –
Представьте себе. Однажды он нам уже помог таким образом – помните? Когда речь шла о том, сколько времени занимает дорога от радиотелескопа до базы. Кто знает –
вдруг он снова хочет о чем-то нас предупредить?
Стук в дверь прервал их разговор. На пороге появился астроном Ланге. Нет, ничего нового он не вспомнил. Но, возможно, какая-нибудь подробность всплывет во время разговора сейчас, когда к версии о смерти Шмидта относятся иначе.
– Хорошо. – Родин помолчал. – Так вы утверждаете, что были одним из последних, кто говорил с Шмидтом. У
шлюзовой камеры, верно? О каких-то пустяках, кажется, о солнечном шуме. Так ведь? Не могли бы вы припомнить какие-нибудь подробности?
Астроном задумчиво посмотрел на следователя.