– Тот, кто упорно лжет! Почему он не сказал нам, где был в критический момент и откуда прибежал к базе? Видимо, потому, что не может объяснить, где был, ибо камуфляж с самоубийством провалился. То, что он лгал, это ясно. Что он нам говорил? Что надевал скафандр и собирался идти в лабораторию, но в этот момент взвилась ракета и в гермошлеме раздался сигнал тревоги. «Я сразу понял, что случилось, – сказал он, – ракета загорелась над радиотелескопом. А там работал Шмидт. .» Затем он якобы прошел шлюзовую камеру и побежал к базе. .
Родин снова посмотрел в микроскоп:
– А вы уверены, что кто лжет, тот и убивает? В таком случае человечество давно было бы истреблено. Возможно, у Маккента для этого камуфляжа была другая причина.
И, кроме того, как он практически мог это сделать? В
10:53 Нейман заметил его в оранжерее. За шесть минут
Маккент не мог добраться до холма. Но даже если бы и смог, то каким образом он через две минуты оказался у базы? Гольберг взъерошил шевелюру.
– Вот это-то меня и смущает. Тогда зачем же, черт побери, ему понадобилось подслушивать у дверей Шмидта?
Зачем он копался в его медицинской карточке? Накануне убийства!
– Все это так, но скажите, к чему убийце знать, какой группы у Шмидта кровь, какое давление, болел ли он в детстве и какими болезнями и так далее и тому подобное?
– Не знаю. Но разве у нас недостаточно улик для обоснованного подозрения!
– Для подозрения – да. Что же касается обоснований, это мы еще увидим. Посмотрим, что он нам скажет.
Мельхиад стал извиняться еще с порога.
– Я хотел зайти сразу после завтрака. Но вряд ли я могу быть вам полезным, я ровным счетом ничего не знаю.
Он действительно не припоминает ничего заслуживающего внимания. Испорченный кабель? Он же все сказал. Да, разумеется, кабель мог быть испорчен преднамеренно. В свете новых обстоятельств это вполне правдоподобно. Но по характеру поломки такого вывода сделать нельзя. Заметил ли он на кабеле отпечатки пальцев? Вопервых, это невозможно определить, во-вторых, ему и в голову не пришло ничего подобного.
В конце разговора Родин взял в руки гильзы.
– Убийца должен был выстрелить в Шмидта дважды и один раз в воздух, то бишь, я хотел сказать вверх. Следов ракеты, которая взвилась вверх где-то в районе радиотелескопа, нам, естественно, не найти. Но первые две ракеты должны были упасть где-то поблизости. Как по-вашему, не остались ли от них какие-нибудь следы?
Инженер некоторое время раздумывал.
– В ракетах имеются соли стронция, окрашивающие пламя в пурпурный цвет. Взяв в том месте, где был убит
Шмидт, с десяток проб грунта, можно точно определить,
где сгорели ракеты, даже если на первый взгляд от них не осталось и следа.
– Неплохо придумано, – заметил Родин, – но возиться с анализами!
– А для чего существуют манипуляторы? Положитесь на меня, и сегодня же к вечеру у вас будет ответ.
После ухода Мельхиада Гольберг пожал плечами.
– Не пустили ли вы козла в огород. . Держу пари, что следом появится Ирма Дари.
Майор пари не принял. И оказался прав. Не надо было быть ни следователем, ни психологом, чтобы заметить, как напряжена молодая женщина.
– Сегодня здесь у нас все напоминает кабинет зубного врача. – Ее слова звучали не очень естественно. – «Следующий, садитесь в кресло, не бойтесь, больно не будет».
Ну вот, и я здесь.
За ее улыбкой что-то таилось. Но что? Сожаление, страх? Или что-то другое?
– Присаживайтесь.
Несколько секунд в комнате стояла тягостная тишина.
– Вряд ли я смогу быть вам полезной, – сказала наконец радистка, – я думала о субботе, но ни к чему не пришла.
– Когда была объявлена тревога, вы работали в узле связи?
– Да. Только что закончила передачу радиограммы.
Пока я перематывала ленту с текстом – во избежание ошибок мы каждое сообщение передаем дважды, – мне задали несколько вопросов с Земли. Я ответила, и в этот момент прозвучала тревога. Я посмотрела на контрольное табло – откуда тревога – и вызвала Шмидта. Аппарат не отвечал. Я тотчас же связалась с Глацем и после этого сразу снова вставила ленту в радиотелетайп. Вот и все.
– Больше вы ничего не припомните?
– Нет... Простите, я хотела бы... Мельхиад здесь был?
– Да.
– Я. . понимаете. . не знаю, как бы это лучше объяснить. Борис такой.. ну, немного вспыльчивый. Когда я узнала, что Шмидт убит, мне стало страшно. Понимаете, я подумала. . Шмидт и я. . а что, если Мельхиад о чем-то подозревал, вы знаете, что я имею в виду...
– Пока мы не располагаем фактами, свидетельствующими о том, что именно Мельхиад является убийцей. – От холодного тона следователя Ирма Дари сжалась в комок. –
Вы это имеете в виду?
– Да, да. Я бы не перенесла, если бы он попал в беду.
Как только я себе представляю, что из-за меня один мог лишиться жизни, а другой – чести, мне становится страшно! Борис вспылив, может обругать, даже ударить, но он не способен на хладнокровное, заранее обдуманное убийство. Никогда!
– Почему вы думаете, что это было обдуманное убийство?