Фантастика. Повести и рассказы

И вот эти звезды, застывшие в своем бесконечном молчании, ожили и замерцали блестками, то ярче, то слабее. Мерцали, впрочем, только те из них, которые зависли низко над горизонтом, едва угадывавшемуся по сероватому пологу снега, еле освещаемого самой яркой звездой на этом небе – звездой Барнарда, солнцем этой системы. Система состояла из светила и единственной планеты – Летящей, как мы ее назвали. Астрономы вычислили ее орбиту, оказавшуюся вытянутой в форме эллипса, и теперь ломали друг о друга копья, пытаясь в бесконечных спорах выяснить, является ли она действительно планетой или же компонентом двойной звездной системы, будоражащей уже не одно поколение ученых своей скоростью движения по земному небосводу, своей пляской вокруг какой-то точки, никак не согласующейся с теоретическими астрономическими канонами. В данный момент планета находилась на самом дальнем расстоянии от светила, и его лучи почти не достигали поверхности, а вся атмосфера планеты лежала под ногами, сконденсировавшись в виде снега. Оттого-то и небо было таким незнакомо черным, оттого-то звезды выглядели на нем застывшими. Ничто не искажало их дальний свет. А вот то, что звезды над горизонтом замерцали, указывало, что лучи солнца не такие уж слабые, как кажутся, и что атмосфера начинает понемногу возрождаться. Планета, обогнув в своем затяжном витке самую дальнюю точку 3удаления, теперь возвращалась назад, к источнику тепла и света, медленно приближаясь все ближе и ближе к нему и получая все больше и больше энергии и тепла. И уже первые атомы и молекулы атмосферы, зарядившись квантами этой энергии, оживали, пробуждаясь от долгого, длившегося десятилетия сна и, отрываясь от своего жесткого ложа, резво вздымались над поверхностью, чтобы освободить укутанную в пуховую шубу планету.

Мерцающие звезды были первыми ласточками. По приблизительным подсчетам нужно еще около двух земных лет, прежде чем планета настолько приблизится к светилу, что восстановится атмосфера, и оживет это небесное тело, таящее в себе массу загадок. Вот только расчеты меняются по несколько раз на дню нашими бедными астрономами, вечно спорящими между собой и размахивающими руками, недосыпающими и недоедающими от обилия неизученного материала и к тому же постоянно перегружающими корабельный компьютер своими бредовыми идеями и расчетами, доставляющими мне массу хлопот. Собственно, взбудораженными были все, весь многочисленный экипаж корабля, задыхающийся от нехватки времени и готовый работать круглосуточно. Хотя суток нет и в будущем не ожидается. Планета повернута к солнцу постоянно одной стороной, как наша Луна к Земле. Так что, даже когда звездочка вырастет до размеров нашего Солнца, день все равно не будет сменяться ночью. Придется Валентине, нашему медицинскому монстру постоянно вылавливать злостных нарушителей режима и заключать их в изолятор до тех пор, пока не исчезнет лихорадочный блеск глаз, и не наберут былую форму осунувшиеся, с запавшими щеками лица. Но даже сейчас изолятор не помогал. Бедные нарушители, запертые на замок, непонятным образом исчезали оттуда и оказывались к моменту обнаружения пропажи уже далеко за пределами досягаемости Валентины, где – нибудь в экспедициях или вообще на теневой стороне планеты. Не для того мы сюда прилетели через столько светолет, чтобы тратить время попусту, отлеживая бока на больничной койке. А для того, чтобы затратить, отдать этой планете половину своей жизни, самой лучшей, своей молодости и любви. Отдыхать, нагуливать жирок будем на обратном пути.

Валентина упорно пыталась доискаться способов исчезновения ее подопечных, но я надежно заблокировал информацию в коркоме. В моей же голове ей рыться не позволяла элементарная этика. Укоризненные же призывы к благородству и ответственности оставляли меня глухим. Хорош был бы я, если бы выдал информацию, из которой следует, что замки в изоляторе вскрывает не кто иной, как оператор коркома Вася Орешкин, я сам собственной персоной. Я же не железный, не могу заблокироваться от всех, от их молчаливой мольбы. Так что ты, Валентина, уж прости меня, но секретов выдавать я не намерен. А то, что секреты я хранить умею, знает каждый. Кому, как не мне, регулярно очищаемому память коркома от шелухи ненужных мыслей, дозволено знать все. Я не скряга, не прижимистый, но пусть лучше мы вернемся домой с неиспользованными дискетами, чем страдать потом от невозможности всунуть куда-нибудь важную информацию. Так что мне, изнывающему ежедневно перед дисплеем коркома от ваших мыслей, умных и глупых, общих и сугубо индивидуальных, все вы ясны, как стеклышко. И вы это знаете, но чувства неловкости не испытываете, так как знаете также, что это мое знание под семью замками и ничем вам повредить никогда не сможет. Таков закон Земли, закон человека.