Фантастика. Все демоны. Чарка

Каньон представлял собой широкий и глубокий провал в земной коре, извилистой линией приходящей откуда-то издалека и тонущий в Океане в миле от того места, где стоял Кри со своей группой. Крутые обрывистые некогда стены его сгладились, и теперь Каньон более смахивал на пологую долину, заросшую внизу густым сизым Лесом. Откуда приходил он, где его начало, – этого не знал никто. Возможно, знали Великие Предки, но знания – неиспользуемые, ненужные, мертвые – давно затерялись. В глубине души Лэн сожалел об этом. Что-то, гнездившееся глубоко внутри, иногда толкало его неизвестно куда и томило душу непонятной тоской. Убогая жизнь, ограниченная узким мирком владений Семьи Воклотов – Домом, полями и пастбищами. Изнурительная работа целыми днями с единственной целью – поесть сегодня и не умереть с голоду завтра. Кровавые стычки с соседями и пришлыми, посягнувшими на их владения. Все это отупляло, но так и не выбило у него тягу к неизведанному миру, лежащему за владениями Воклотов. Миру таинственному и загадочному. Раньше дядя Сэд как-то утолял этот душевный голод. Рассказывал мифы и легенды о прошлом. О людях, живших здесь давным-давно. О циклопических постройках, в развалинах которых теперь жили Воклоты. О тележках, движущихся сами собой. О вообще непостижимых для разума летающих штуковинах. Дядя Сэд и сам-то всего не понимал в этих легендах и в ответ на вопросы Лэна лишь пожимал плечами да объяснял людским вымыслом. Попробуй-ка проедь, к примеру, на такой тележке по городскому бурелому или хотя бы за Городом. Моментом угодишь в плешь. Или летать… Если бы такое было возможно, то обязательно нашлась бы какая-нибудь тварь, умеющая зависать в воздухе. Летающая собака, кошка или, на худой конец, крыса. А раз в воздухе никого и ничего нет, то летающие штуковины – обычная сказка наподобие «доброго солнца».

Но теперь дяди Сэда нет, и никто уже не сможет ответить Лэну, утолить томление его души. А томление осталось, и сейчас, при виде каких-то полуразрушенных построек, виднеющихся в сизой дымке на другой стороне Каньона, нахлынуло на него с новой силой.

– Дядя Кри, – не удержался он, – что это там, за Каньоном?

– Отстань, сопляк! – рявкнул в ответ Кри, всматривающийся вниз, в Каньон.

– Я не сопляк! – кровь ударила в голову не ожидавшего такого ответа Лэну. – Козел плешивый!

От со свистом рассекшего воздух слэга он увернулся, но от следующего удара в грудь покатился по земле. Вскочив, он отбежал на безопасное расстояние.

– Ну, – зло прорычал Кри, – еще вопросы будут?

Лэн молчал, ненавидяще следя за Кри. Глупо дерзить, когда безоружен, да к тому же имеешь только одну здоровую руку. А уж глупее некуда обозвать плешивым козлом Кри. Тот и в самом деле походил на такого. Драная, в лохмотьях одежда, кустистые пучки волос на лысом костистом черепе, редкая козлиная бородка. Все за глаза так и называли его. Лэн, ляпнув его прозвище, угодил тому в самое больное место. Кри, стоявший по рангу, а значит и по силе, после самого Воклота, был опасным противником. Никто, даже Шон не осмеливался становиться у того на пути. И шансы у Лэна остаться в живых, пусть даже с переломанными ребрами, значительно уменьшились.

Но Кри отвернулся и снова уставился на Каньон. Что-то более серьезное привлекло его внимание. Лэн облегченно вздохнул. Опасность пока миновала. Он провел рукой по потемневшей поле плаща. Острый конец слэга оставил после себя рваную борозду. Рана была неглубокой и опасности не представляла. Хотя и сильно кровоточила. Лэн обошелся тем, что прижал плотнее руку к боку, чтобы остановить кровь, и пустился следом за группой. Те уже скрылись за грядой.

Каньон был единственным местом, где рос Лес. В самом Городе и прилегающих окрестностях ничего подобного не было. Густые заросли кряжистых, перекрученных стволов с зеленовато-фиолетовой листвой расползлись по дну и склонам долины. Сам он и населяющая его живность жили какой-то своей загадочной и неведомой жизнью, вселяющей в чуждых этому миру людей почтительное благоговение. И хотя люди пришли и по-хозяйски разделили Лес на участки, вламываться в его жизнь и нарушать ее своими законами остерегались. Лес давал им огонь и оружие. Не считаться с этим было нельзя. Поэтому ограничивались тем, что выбирали по необходимости старые и погибшие деревья. Лишь иногда с большими предосторожностями срубали тонкие, но крепкие стволы и ветки, годившиеся для луков и копий. Лес стоял здесь издавна, возможно, с самого Начала и, казалось, был незыблем во все времена, как прошедшие, так и будущие. Рождались, жили и умирали люди, поколение за поколением, а Лес стоял. Если бы он мог говорить, то, как казалось Лэну, рассказал бы много интересного из той жизни, прожитой им от Начала до Конца. И после Конца. Жизни, утраченной людьми навсегда.