Фантастика. Журнал "Парус" [компиляция]

У Торстейна всегда имелся под рукой простой рецепт. Как врачеватель душ, практикующий без патента, он прописывал лекарство, доступное страждущему.

— Никак не получится взять в этом месяце отпуск, — сказал Лениген. (Небо теперь было апельсиново-розовым; три сосны засохли, а какой-то дуб превратился в кактус.)

Торстейн сердечно засмеялся.

— Он не может сейчас взять отпуск! А ты хоть об этом задумывался?

— Да нет вроде.

— Тогда задумайся! Ты устал, напряжен, замкнут и весь на взводе. Ты — перетрудился.

— Но я неделю был на больничном, — сказал Лениген. Он бросил взгляд на свои часы. Золотой корпус стал свинцовым, но время они показывали, кажется, точно. С начала разговора прошло почти два часа.

— Этого мало, — говорил Торстейн. — Ты все равно остался в городе и рядом со своей работой. Нужно прикоснуться к природе. Том. Когда ты в последний раз ходил в поход?

— В поход? Кажется, я вообще ни разу в походах не был.

— Вот! Видишь! Парень, надо прикоснуться к подлинному. Пожить не среди домов и улиц, а среди гор и рек.

Лениген взглянул на часы и с удовлетворением увидел, что они снова стали золотыми. Лениген порадовался — в свое время за корпус было заплачено 60 долларов.

— Деревья и озера, — продолжал Торстейн восторженно. — Ощущение, как растет под ногами трава, зрелище величественных горных вершин, грядущих на фоне золотого неба…

Лениген покачал головой.

— Я ездил в деревню, Джордж. Ни фига не помогло.

Торстейн был упрям.

— Ты должен вырваться из рукотворного окружения.

— А оно все кажется одинаково рукотворным, — ответил Лениген. — Деревья или здания — какая разница?

— Здания строит человек, — сказал с нажимом Торстейн. — А деревья создал бог.

У Ленигена были некоторые сомнения и относительно первого, и относительно второго, но он не собирался делиться своими соображениями с Торстейном.

— Тут, конечно, что-то есть. Я подумаю.

— Надо это сделать, — сказал Торстейн, — Я, кстати, знаю отличное местечко. В Мэйне, и там как раз есть одно прелестное озерцо…

Торстейн — большой мастер по части пространных описаний. Но, к счастью для Ленигена, внимание их было отвлечено происшествием. Загорелся стоявший неподалеку дом.

— Ой, чей это? — спросил Лениген.

— Семьи Мэкльби, — ответил Торстейн. — Второе возгорание за месяц. Везет им!

— Может, поднять тревогу?

— Ты прав. Я сам этим займусь, — сказал Торстейн. — И помни, что я сказал насчет местечка в Мэйне, Том.

Торстейн хотел уже идти, но тут случилось нечто забавное. Только он ступил на тротуар, как бетон под левой его ногой размяк. Захваченный врасплох Торстейн позволил ноге погрузиться в жижу по щиколотку, а инерция движения бросила его вперед, лицом на мостовую.

Том поспешил на помощь, пока бетон не затвердел.

— Все в порядке с тобой? — спросил он.

— Кажется, вывихнул лодыжку, — пробормотал Торстейн. — Но все нормально, идти смогу.

Он заковылял прочь, чтобы сообщить о пожаре. Лениген остался. Он решил, что пожар возник в результате спонтанного самовозгорания. Через несколько минут, как он и ожидал, пламя погасло в результате спонтанного самозатушения.

Нехорошо радоваться бедам ближнего, но Лениген не смог сдержать смешка, вспомнив о вывихнутой лодыжке Торстейна. И даже стремительный селевой поток, затопивший Мэйнстрит, не испортил хорошего настроения.

Но потом Лениген вспомнил о своем сне и снова запаниковал. Он поспешил на назначенную встречу с доктором.

Приемная доктора Семпсона на этой неделе была маленькой и темной. Старый серый диван исчез; вместо него стояли два кресла в стиле Луи Пятого и висел гамак. Изношенный ковер переткался заново, а лилово-коричневый потолок был прожжен сигаретой. Но портрет Андретти оказался на обычном месте на стене, и большая бесформенная пепельница сияла чистотой.

Дверь, ведущая внутрь, открылась, и высунулась голова доктора Семпсона.

— Привет, — сказал он, — одну минутку.

Голова исчезла.

Семпсон был точен. Дела его заняли лишь три секунды по часам Ленигена. А секундой позже Лениген был распростерт на обитой кожей кушетке со свежей бумажной салфеткой под головой. А доктор Семпсон спрашивал:

— Прекрасно, Том, ну, как наши дела?

— То же самое, — ответил Том. — Только хуже.

— Сон?

Лениген кивнул.

— Давай разберем его еще раз.

— Предпочел бы этого не делать, — сказал Лениген.

— Боишься?

— И больше, чем раньше.

— Даже сейчас, здесь?

— Да. Именно сейчас.

Наступила многозначительная целительная пауза.

Затем доктор Семпсон сказал:

— Ты уже говорил, что боишься этого сна, но ты никогда не говорил мне, почему ты так боишься.

— Ну… Это прозвучит глуповато.

Лицо Семпсона оставалось серьезным, спокойным, строгим — лицо человека, который ничего не считает глупым, который физически не способен посчитать что-либо глупым. Возможно, это была маска, но Лениген находил, что маска внушает доверие.

— Хорошо, я скажу, — внезапно начал Лениген, но тут же запнулся.

— Давай, — кивнул доктор Семпсон.

— Ну, все это потому, что я верю, что когда-нибудь, каким-то образом, я сам не понимаю как…

— Да, продолжай, — сказал Семпсон.

— Да, так вот, мир из моего сновидения станет реальным миром…