Фантазеры

— Скажите, — вдруг резко, словно проснувшись, опросил Столбов, — ведь вы хотите, чтобы мы не только исправно службу правили, но и любили друг друга и вас заодно. Зачем вам нужно это? Мы отслужим, отслужим честно, и наше вам с кисточкой…

— Зачем? — переспросил Доватор. — Если коротко, то для того, чтобы лучше шла служба.

— А можно поподробнее, товарищ лейтенант?

— Можно. Человеку проще, как вы говорите, службу править, когда он знает, что окружающие к нему хорошо относятся, когда внутренне он в основном нацелен на то, чтобы выполнить приказ.

Агрессивность к окружающим опасна в первую очередь для него самого. Меняется цель, разрушается личность. Агрессивность опасна даже в семье, а ведь мы будем жить в походе теснее, чем любая семья.

— Смирно! — крикнул Карпенко.

— Вольно, — сказал худощавый капитан третьего ранга и обвел взглядом присутствующих. — Можно, я приведу еще один пример?

Исследования во время второй мировой войны показали, что чувство силы и безопасности у бойца зависит от его лояльности, а попроще, от его хороших отношений с ближайшими товарищами. Недаром мы с вами слышали немало рассказов о фронтовой дружбе. Вот так-то… А я назначен к вам заместителем командира лодки по политической части. Лодка строилась, а я был в командировке и вас еще не знаю. Но, если не ошибаюсь, наша огневая БЧ почти в полном составе?

— Так точно, товарищ капитан третьего ранга.

— У меня общий вопрос: вы хорошо сработались?

— Неплохо, товарищ капитан третьего ранга, — задумчиво сказал Доватор. — Неплохо, но можно бы лучше.

— А вы как считаете, товарищи?

Неожиданно Столбов сделал шаг вперед:

— Отлично сработались, товарищ капитан третьего ранга. Хотя можно бы и лучше. — Столбов помолчал, оглядел товарищей, глянул на своего командира и закончил: — Но мы скоро совсем хорошо сработаемся.

— Торопитесь. Без той точки, которую вы ставите в конце нашей работы, усилия всего экипажа идут насмарку. Понимаете?

— Так точно, товарищ капитан третьего ранга» — сказал Гриценко.

«Вот человек, не может без внимания начальства», — подумал Доватор.

— Продолжайте, не буду мешать. Однако учтите, служба не дает времени на долгую притирку. До свидания, товарищи.

— Будет дело! — сказал Столбов.

Никто не спорил, у Столбова был опыт, как-никак третий год службы.

18

Пирс под синим туманом. Лишь прожектора, кинув два луча, вырывают у темноты узкую дорогу. По ней, прерывисто дыша, тягач выползает на пирс. Качается дорога, и море вздыхает во сне.

Тягач идет прямо, словно собирается нырнуть в бухту, потом, довольно урча, останавливается. Прожектора скрещивают лучи у него за спиной. Серебряной авторучкой на низкой тележке поблескивает в белом свете грузное тело баллистической ракеты.

Рядом с ней фигурка офицера кажется игрушечной. Луч прожектора очерчивает вокруг него белый эллипс, и фигурка словно оживает. Офицер поднимает руку. Послушные его движениям две ажурные стрелы, два стальных хобота, протягиваются из темноты. Видно, слон и слоненок решили немного поразмяться.

«Слоненок» — маленький автокран подхватывает ракету сзади. Огромный хобот плавучего крана приподымает ее за нос.

Офицер работает дирижером, исполняя сложную увертюру. Вот, повторяя взмах его руки, ракета повисла высоко в воздухе перпендикулярно земле. На фоне черного неба в клюве плавучего крана, похожего теперь на огромную птицу, ракета кажется маленькой блестящей свечкой.

— Кран сдал, — произносит офицер на пирсе. И прожектор, поведя лучом, освещает рубку подводной лодки. На палубе Юрий Доватор произносит четко:

— Кран принял.

Теперь, до тех пор пока ракета не спрячется в недрах подводной лодки, дирижирует он.

Мерно подрагивает корпус. Юрий Евгеньевич лежит на койке и старается сосредоточиться на предстоящем пуске новой ракеты. А в голову лезут мысли про Алешу и Ляльку. Потом вспоминаются девушки за столиками «Норда». И опять мысли про завтрашний пуск.

«Кажется, история с перепланировкой помещения БЧ создала мне репутацию думающего офицера. Пуск ракеты нового типа доверили нам. Приятно. Приятно, но страшновато. А ведь была возможность отказаться. Командир лодки прямо спросил: «Потянешь, Доватор?» И я ответил: «Потяну».

Имел я право сказать так? На стрельбах мы выступили неплохо. Что ж, испытание так испытание. Хорошо, что Виктор Николаевич на лодке, он умница. А теперь спать».

Но еще до того, как уснуть, Доватор как заклинание шепчет про себя слова команды и, уже с усилием пытаясь добормотать «пуск!», обмякнув, засыпает под мерное гудение механизмов.

Четко падают слова команды и наконец:

— Пуск!

Взвыла ракета, дрогнула шахта. Доватор не отрывает глаз от приборов. Ребята сработали все как надо, и ракета пошла. Она пошла чуть медленнее обычного. Может, новенькой именно так и полагается, мы сработали чисто.

Стрелка на приборе пошаталась немного и остановилась. Почему? Почему замерла стрелка? Она не должна замирать. Стрелка замерла, и ракета остановилась, остановилась на середине пусковой шахты…