Фантазии (СИ)

— Уехали, — останавливается Миша и многозначительно смотрит на Ренегата, тот качает головой, вздыхает и тоже исчезает в прихожей, а затем хлопает входная дверь, и Миша с Лизой остаются одни. — Тебя боятся.

Он смотрит на девушка так, будто желает хорошенько ее отделать по мордашке за такие припадки, от которых, видно, и у него сносит крышу. Но опять же Стоговой кажется, что Горшенев не удивлен. Он, напротив, будто расстроен из-за того, что все так стремительно идет к чему-то определенному.

Лиза делает ему навстречу шаг и спрашивает:

— Что ты знаешь? Я умерла?

Миша снова не выглядит изумленным, он просто кидает на нее взгляд искоса и пожимает плечами.

— Почему я вижу тебя мертвой, но ты жива? — прищуривается он. — А ты в ответ видишь меня в гробу. Хрень какая-то, не находишь?

я не вернусь…

— Да… — Лиза опускается на краешек кровати. — Хрень. Думала, ты дашь ответ.

— Кстати, Костян звонил, опять тебя искал. Достал меня этот придурок. По-моему, его пора выводить из игры.

Стогова поворачивается к Мише, присевшему рядом.

«Выводить из игры? Из какой игры?».

— Значит он связан с Безликим, — говорит она, а Миха вздыхает и трет пальцами переносицу.

— Опять ты об этой легенде, — отвечает он не менее устало.

Стогова непонимающе пялится на Горшенева, а тот, ловя ее взгляд, поясняет:

— Я рассказал тебе о Безликом еще в той гостинице, после драки с мудаком Анфиски. Ты так впечатлилась, что ли? Ты его и правда видишь?

И тут в голову Лизе приходит одна вполне себе адекватная мысль: она решает спросить у Михи все напрямую. Пусть он восстановит картинку в ее поврежденном сознании.

— Миша, ни для кого уже не секрет, что со мной что-то не так, но, пожалуйста, прими меня всерьез и просто ответь, ладно? — дождавшись кивка, Лиза продолжает: — Почему ты так удивился, когда я сказала о Князеве?

Горшенев безмятежно смотрит на Лизу и отвечает:

— Потому что Андрюха ушел из группы два года назад*. Ты не помнишь?

Стогова вот-вот заорет в голос от ужаса, такого мерзкого, просто омерзительного, что ее горло словно сдавливает, но она должна узнать все.

— Какой сейчас год?

— Сейчас 2013-й, Лиза. Вижу, тебе реально хреново.

— Не видишь, — Лиза отодвигается от пристально за ней наблюдающего Миши. — Ты все знаешь, но не говоришь. Ты все знаешь.

— Знаю, — рявкает Горшенев, — но не могу вспомнить.

Воспоминания врываются в голову Лизы так неожиданно, что она пригибается, схватившись за голову, а потом кричит:

— Все верно! Князь должен был уйти! Сейчас 2017-й! Ясно тебе? — брызжет она слюной, пиная Горшенева ногами, а тот просто сидит и даже не пытается закрыться. — Не тот год! А этот! Понял?

— А что в тот год? — спрашивает Миша каким-то загробным голосом.

И Лиза не знает, что ответить, потому что она правда ничего не знает. Девушка осекается, садится рядом с Мишей и смотрит на стену, где снова висит тот фотоснимок.

— И что ты теперь видишь? — интересуется Стогова, имея в виду как раз эту фотографию.

— Это зеркало, малявка, — обескураживает Горшенев и встает. — Тебе бы в самом деле к врачу сгонять…

***

Лизе почему-то постоянно встречаются байкеры или просто парни на мотоциклах. Пока она спешит в гипермаркет за сливками, ей преграждают путь трое ребят на крутых черных байках, но она поспешно их обходит и прячется за стеклянными дверьми магазина. Там она намеренно долго бродит между стеллажами, пока не добирается до музыкального отдела. Тут девушка застревает еще на полчаса, прохаживаясь и рассматривая многочисленные обложки. Здесь много носителей разного вида с разными хорошими исполнителями, и Стогова берет в руки диск «System of a down». Вертит его, разглядывает, читает название треков. Золотая коллекция, лучшие хиты коллектива. Дальше девушка пересматривает еще много всего любопытного, но потом доходит и до отечественных панк-групп. Конечно среди них она видит и «Король и Шут», только вот название пластинки ей незнакомо, но как будто она все же знает, что это и когда записано. В голове что-то проскальзывает, и Лиза, поглаживая обложку, шепчет:

— Я управляю ритмами сердец… — и тут же облегченно вздыхает, потому что вспоминает, откуда это: — «Театральный демон». Да… фух… я помню.

Она резко вскидывает глаза и неожиданно за стеклом витрины видит Костю, который стоит и таращится на нее, подобно психопату из фильмов ужасов. Затем он удрученно качает головой, будто говоря: «Мне жаль…», и уходит.

Лиза впопыхах рассчитывается за сливки и вылетает из гипермаркета. Она озирается по сторонам, но Кости уже не видит. Зато видит лето. То есть она понимает, что это уже не весна. Стоит жара, вокруг ходят люди в легких майках, шортах, сарафанах. Вдали собирается гроза, гремит гром, но пока еще отдаленно. И эти звуки погружают Стогову в уже ставшую привычной атмосферу безумия, нерешенности, недосказанности, бессмысленности и… боли, удушающей боли.

…и в гробовой тиши провозгласит он тост за упокой души, за вечную любовь…