Войдя в здание факультета, профессор ощутил прилив сил. Все здесь дышало прохладным покоем чистого знания. Арочные своды в идеальной пропорции соотносились с высотою и шагом колонн. Узоры на стенах изящною ритмичностью наводили на мысли о волновых процессах. Витражные окна так искусно расщепляли солнечный свет, что в голове сами собой рождались фантазии о его природе и происхождении.
Широкие двери в правой стене холла вели в учебное крыло. То была темница замка науки, место исполнения тяжкой повинности — лекций. А слева располагался вход в светлицу и сокровищницу замка — лабораторное крыло. Бдительный сторож охранял его и не допускал туда ни посторонних, ни, упасите боги, студентов. Сторож поклонился Николасу, ученый ответил вежливым приветствием. В эту минуту топот ног возвестил окончание очередной лекции. Шумная стая студентов высыпала в холл, и ученый поспешил скрыться в лабораторном крыле. Элис задержалась, чтобы поболтать с однокашниками; бородатый привратник пошел за профессором, неся багаж. В дальнем конце коридора второго этажа Николас отпер дверь лаборатории, скинул на вешалку шубу и шапку, проскользнул между столов с оборудованием к своему секретеру. Еще в кабинете бургомистра профессор догадался об одной ошибке в схеме устройства, и теперь спешил проверить ее. Начальная ступень амплификатора, изображенная на восьмой странице чертежного блокнота, лежащего в верхнем ящике справа. Привратник торчал в дверях, пожирая глазами дивную машинерию, но Николас уже забыл о нем. Выдвинул ящик, сунул руку, убрал руку, посмотрел, поморгал. Задвинул ящик и выдвинул снова, будто надеясь получить иной результат…
— Ваша милость, куда вещи положить? — спросил привратник.
Николас Олли сказал тихо:
— Милейший, не в службу, а в дружбу прошу: пригласите констеблей. По всей видимости, меня обокрали.
В народе ходят притчи о рассеянных ученых. Профессор Николас не являл собою исключения: забывал имена и лица, мог потерять глорию в собственном кармане, путался в вопросе о том, когда будут выборы и кого, собственно, выбирают. Но когда касалось работы, этот человек был идеально точен. В своей лаборатории он помнил расположение каждой вещи с точностью до дюйма. Если ночью во времена осады вырубалась искровая машина факультета, профессор в кромешной тьме наводил порядок, возвращал в исходное положение все тумблера, обесточивал все, что должно быть обесточено, и лишь тогда уходил домой. Содержимое ящиков секретера имело систему, выверенную, как имперский архив. Однажды в нижнем ящике — «памятное и душевное» — Элис нашла театральную программку, прочла и положила не под страницу из «Голоса», а на нее. Профессор отчитал помощницу — вовсе не за то, что рылась в его вещах, а за неверный порядок укладки бумаг.
Словом, он сразу исключил вариант «просто потерялся». Самый ценный документ в лаборатории никоим образом не мог потеряться случайно. Столь же нелепой была версия, что кто-то из коллег просто взял блокнот на время. Каждый ученый факультета знал, над чем работает Олли, и мог проявить любопытство, и получить полный ответ — ведь Николас не страдал излишней скрытностью. Но взять чертежи без спросу означало нажить в лице профессора врага. Надеясь на лучшее, Элис все-таки обошла все кабинеты и опросила ученых. Естественно, никто и не думал брать вещи Николаса. Сомнений не осталось: произошла именно кража.
В ожидании констеблей, профессор кусал ногти, теребил пуговицы, нервно перекладывал письменные приборы. Элис попыталась его утешить:
— Ничего страшного не случилось. Мы восстановим блокнот, вы же помните весь порядок расчетов.
— Это займет не меньше двух недель, а Адриан уже дышит в затылок. Он из нас души выест, когда узнает, что мы топчемся на месте…
— Но мы же не виноваты!
Олли только вздохнул.
Спустя час вернулся привратник и с порога заявил:
— Виноват, ваша милость, тут приключился конфуз. Я-то констеблей позвал, но эти вот господа констеблей оттеснили и пожелали взамен них явиться.
В уют лаборатории бесцеремонно вторглись четверо. Выделялся среди них рослый офицер при шпаге. Вторым по чину, видимо, являлся коренастый отставник с наглой физиономией. Остальные двое были рядовыми служаками при дубинках.
— Полковник Кройдон Бэкфилд, — отрекомендовался офицер.
— Майор Рука Додж, — сообщил коренастый наглец.
Они были слишком громкими и крупными для этого места. Профессор ощутил раздражение.
— Позвольте узнать: вы кто?
— Тайная стража его величества, — отчеканил Бэкфилд.
— Разве такая существует?
— Шутки неуместны, сударь. Как я понимаю, пропал ценный документ?
— Набор схем звукозаписывающего устройства.
— Так-так, — сказал Бэкфилд.
— Так-так-так, — повторил Додж.
Ни один не удивился. Откуда-то они уже знали об изобретении.
— Как выглядели схемы?
— Синий блокнот примерно вот такого размера, на сорок восемь страниц.
— Вы уверены, что он не потерялся где-нибудь здесь?
— Абсолютно уверен.
— Стало быть, полагаете, украден?
— Да.
— А зачем он мог кому-нибудь понадобиться?
Олли помедлил с ответом.