Фантазии женщины средних лет

– С Джимми? – переспрашиваю я. – Кто такой Джимми?

– Как? С Джимми, который приходил к нам. Он ведь жил в этом доме.

– Когда он приходил? – Я почему-то настораживаюсь. Я не знаю никакого Джимми, слыхом не слыхивала.

– Где-то весной. Подождите, сейчас точно скажу. Мальчик садится на крыльцо, я присаживаюсь рядом, все Еще сжимая в руке неподдающуюся твердость мяча.

– У меня каникулы были, значит, полгода назад.

– И долго он там жил, в этом доме? – Я пытаюсь не испугать его заинтересованностью. Я спрашиваю как бы невзначай, как бы от желания поболтать, я даже замахиваюсь и кидаю мячик туда, где лежит его бита.

– Я думал, он и сейчас там живет. Я думал, вы с ним вместе.

– И часто он приходил? – Я бы еще чего-нибудь кинула, но было нечего.

– Да нет, всего раза четыре, пять. Мы с ним в баскетбол играли, но он не умел особенно.

– Ты обыгрывал его?

– Нет. Он ведь выше. Он вставал с поднятой рукой, и я не мог допрыгнуть, но вообще-то я лучше играю.

Он замолкает. Я думаю, как бы еще расспросить об этом Джимми, но ничего не приходит в голову.

– Вы пешком домой пойдете? – спрашивает он и снова поднимает на меня глаза. Теперь я и вблизи разглядела веснушки.

– Да, – говорю я, – через лес.

Он понимающе кивает, а потом снова спрашивает:

– Хотите, я скажу отцу, и он вас подвезет.

– А где отец?

– Да он недалеко, там, – он указывает рукой, – я могу сбегать.

– Да нет, я лучше прогуляюсь. – Мне действительно не хочется трястись на машине.

– Как хотите, – говорит маленький Скотт, я опять разочаровала его.

– Хотя, – говорю я, – мне ведь все равно нужны кое-какие продукты. К тому же твоему отцу не надо будет приезжать ко мне послезавтра.

– Так мне сбегать? – спрашивает он с живостью, и я думаю, что он просто хочет увидеть отца.

– Давай, – соглашаюсь я, – сгоняй.

Я сижу у них уже часа полтора. Сначала отец, крупный, медленный и очень основательный, готовит мне пакеты с едой, пока я с его женой, у которой удивительно ясный, открытый взгляд, пью кофе на кухне. Потом он заходит и тяжело садится за стол, она тоже наливает ему кофе, и он спрашивает, не хочу ли я остаться на вечер и пообедать у них, но я отказываюсь. Они очень милы, я бы с удовольствием болтала еще, но я устала и от разговора, и от людей, видно, отвыкла. Мне хочется быстрее попасть домой, я представляю, как сладко я улягусь на диване, набросив на себя теплый, ласковый плед, и открою книгу, я соскучилась по ней.

– Хорошо. Я вас сейчас отвезу, – соглашается хозяин и шумно отхлебывает из кружки. Все же я сижу еще минут двадцать, видимо, и им тоскливо в этом безлюдном захолустье, видимо, даже они, привычные к одиночеству, порой тяготятся им.

Мы садимся в маленький грузовичок и трясемся по ухабам лесной, даже не дороги, а, скорее, просеки, и он что-то рассказывает, голос его тяжеловесен, так же как и все в нем. Я не слушаю, а только киваю, пытаясь придумать, как бы незаметно расспросить его о Джимми. Я ничего не могу придумать и только потому, что мы уже подъезжаем к дому, спрашиваю грубо, в лоб:

– Джон, а этот Джимми, который жил здесь до меня, он, что, тоже из Нью-Йорка? – Как будто это единственное, чего я не знаю о Джимми.

Мой водитель задумывается, и я пугаюсь, что он ничего не скажет.

– Джимми, – вопросительно произносит он, – какой Джимми? А, этот, который был весной, я чуть не забыл. Вот память!

Он смотрит на меня, ожидая поддержки. Я улыбаюсь.

– Он из Нью-Йорка? – теперь уже он спрашивает меня, но я молчу. – Откуда я знаю, может быть, и из Нью-Йорка. Все писатели живут в Нью-Йорке, если не в Мэйне. – Он смеется, мне кажется, в такт автомобильной тряске.

– Так он писатель, – говорю я как бы сама себе. – Он снимал этот дом?

– задаю я следующий вопрос.

– Да нет, по-моему, он хотел его купить. Потому и приехал. Говорил, что здесь писать лучше: лес, океан, да и вид с веранды потрясающий. Впрочем, чего я вам-то говорю?

– И что, не купил?

– Вот этого не знаю. Может, ему не понравилось что, а может, запросили дорого. Не знаю.

Значит, дом предназначен для продажи, думаю я, значит, его могут продать в любой момент. Мой дом, мое убежище, мое спасение.

– В общем, он здесь проваландался недели две…

– Что? – Я не понимаю, о чем он.

– Я говорю, что Джимми, писатель этот, все ходил тут, смотрел. Рассказывал, что должен прочувствовать, как ему писаться здесь будет. Говорил, что от места очень зависит. Но так, видимо, и не решился.

– Ну и хорошо, что не решился, – зачем-то вставляю я. – Я сама его куплю.

Я замечаю, что мой собеседник смотрит на меня недоверчиво, но и уважительно одновременно.

– Дом-то дорогой, наверное, – предостерегает он.

– Да, – говорю я, – я знаю. Он и для меня дорогой.

Я действительно твердо решила, как только приеду в город, наведу справки, кто продает дом, и куплю его. И я добавляю, так как надо скоро прощаться:

– Вот тогда буду к вам часто на обед ходить.

Он снова смеется, мой добродушный собеседник, в такт уже тормозящих колес.