– Спасибо, – сказал я и спрятал оружие в карманы куртки. Кажется, я никогда не говорил так искренне.
– Спасибо, Костя, что Мурзика спас, – прошептала Маша, когда я к ней повернулся. Какие же у нее глаза… голубые, как бирюза. Как небо Победы. Сердце екнуло, когда она посмотрела на меня доверчивым взглядом. Этого еще не хватало!
– Ерунда, – отозвался я, но губы от холода плохо слушались меня. – Ты иди… не мерзни… и Мурзика своего не морозь.
– Я тебя еще увижу, Костя?
– Я постараюсь вернуться, Маша, – сказал я, точь-в-точь как когда-то отец. – Обязательно.
– Тогда до встречи, Костя. Удачи тебе, – тихо-тихо произнесла девчонка и, развернувшись, пошла прочь.
И я пошел. Миновал защитников Ленинграда, которые бормотали мне вслед слова благословления, и, стараясь меньше находиться на открытых местах, где меня мог заметить любой вражеский самолет, направился к южному побережью Ладожского озера.
Они не могут убить Мишу! Если его убьют, зачем мне жить? Кого мне ругать? Над кем подтрунивать? Кого защищать?.. Мои озябшие пальцы скользнули под куртку и рубашку, и я нащупал серебряный крестик. Боже, спаси и сохрани!
Чертовки холодно! Кажется, пальцы на руках и ногах вот-вот превратятся в лед и отвалятся. В обуви уже давным-давно снег, а я все иду по сугробам вперед, как упрямый осел. И есть охота… У меня лежит в кармане остаток хлеба, но это не мне. Это Мише.
Ладожское озеро. Величественное зеркало, скованное зимним льдом. По нему проходит «дорога жизни», как ее называют ленинградцы. Многие пытались сбежать по этой дороге из осажденного города, но немцы, как будто забавляясь, убивали каждого. Мирный житель ты, солдат ли, офицер – им все равно, лишь бы палить было по кому.
Южный берег. Да, я добрел до него. Действительно, дым от костра поднимается и слышен уже фашистский гогот, больше похожий на предсмертные крики стаи шакалов. Ненавижу их! Именно так:
Я осторожно подошел к разбитому лагерю врага как можно ближе и застыл в густом ельнике, стараясь оценить обстановку. Ага, часовой прохлаждается, трубку покуривает и рассказывает что-то смешное, раз все вокруг так и заливаются! Наповал пытается свалить своих товарищей. Ну-ну! Успехов, как говорится.
Не найду Мишу здесь, пойду дальше. Я в последний раз обвел глазами лагерь… и злость волной поднялась во мне! Я увидел его! Мой брат был привязан к дереву и, видимо, служил для фашистов чем-то вроде игрушки. Один глаз его заплыл и не открывался, левую руку, судя по всему, сломали ради забавы, а с кончиков пальцев капает кровь – ногти ему повыдирали, изверги! Сапоги с него сняли, куртку тоже и так и оставили на холоде, на время позабыв о нем.