Фантазёр - покоритель горных вершин, или Повесть о мальчике, мечтавшем покорить вершины, на которые никогда не ступала нога человека

— Не для того мы на свадьбу попали, чтобы голодными отсюда уходить. Давай поищем, где тут кухня.

А на кухне дым коромыслом — суетня, беготня. Женщины хлопочут. В огромном котле телёнка варят, в корзине курочки жареные лежат. В углу на столе гора хачапури возвышается. Нас словно на верёвке туда потянули. Возле хачапури толстенькая женщина хозяйничает, новые пироги на гору накладывает.

— Тётенька, не научите, где тут я могу штаны себе зашить? — начал я издалека.

Она засмеялась:

— Какие ещё штаны, сынок? Нашёл время. Где ты их порвал-то?

— Да когда в машину лезли. Мой дядя настоял, чтобы и я с ним на свадьбу поехал, вот и…

— Какой ещё дядя?

— Как какой? Жених ваш, вернее, зять уже…

— Ты что говоришь, мальчик? Наш зять тебе дядей приходится?

— Да… — немного смешался я. — А что?

— И у нашего зятя, выходит, брат есть?

— Есть… а что?

— Да неужели?! — Она как шлёпнет себя по бёдрам — Вот это новости!

Я незаметно отломил кусок от хачапури и поинтересовался, что плохого в том, что у моего дяди есть брат.

— А нам-то свахи наплели: он у родителей один, да такой, да сякой, всё имущество к нему перейдёт и тут, в деревне, и в городе… А дело-то видишь как обернулось!

Я понял, что сморозил глупость, и попытался исправиться.

— Да нет, — говорю, — он не родной дядя…

— И слышать ничего не хочу! — вскричала тётушка. — Завтра утром окажется, что у него не один брат, а семеро! — и выбежала из кухни.

Я взял со стола пять хачапури, заложил их под рубашку и тоже поспешил к выходу. Джимшер проделал то же самое и присоединился ко мне во дворе.

Так кончилось наше свадебное приключение.

ТАМАРА, БЕЛОБОРОДЫЙ ДЕДУШКА И ЧЛЕН ПРАВЛЕНИЯ

То и дело грохочет гром. Дует холодный ветер, пытается сорвать крышу с нашего шалаша.

Джимшер дремлет, положив голову на рюкзак.

Ломгула всё ближе подбирается к тлеющему костру, вот-вот нос себе спалит. Хоть убейте, но не поверю, что сейчас они думают о покорении вершин.

Сверкнула молния. Резко ударил гром.

Джимшер приподнялся. Ломгула залаял.

Опять сверкнула молния, раздался оглушительный треск.

— Погода переменилась, — объяснил я другу.

Ломгула снизу вверх взглянул на меня, словно

сказал с укором: «Да не может быть…»

— Будет дождь, — проговорил дрожащий Джимшер и подложил прутьев в костёр.

— Ничего не поделаешь. Всё равно нам не спать в эту ночь.

Ломгула опять с укором взглянул на меня.

Хлынул ливень как из ведра. Крыша шалаша почти не могла защитить нас. Костёр погас, распространяя чад и дым. Собака закашлялась и заскулила.

— Пошли! — предложил Джимшер. — Крепость пала…

— Делать нечего, надо идти, — поспешно согласился я.

Мы вскинули на плечи рюкзаки, светя себе фонариками, вышли под дождь и пустились под гору. Чихая и кашляя, за нами припустился Ломгула — альпинизм явно пришёлся ему не по душе.

Идём, бредём мы, а дороги не видать. Останавливаемся, озираемся по сторонам — нигде ни огонька.

— Что будем делать? — не без робости в голосе спрашивает Джимшер.

— А кто знает, что делать! В такую погоду в собственном дворе можно заблудиться.

Я посветил на путающегося у меня в ногах Ломгулу.

— Ну, чего смотришь? Чего смотришь? Видишь, темень какая, хоть глаз выколи! А ты кто? Собака! Значит, побегать должен, принюхаться. На то тебе и нюх дан, чтобы в темноте жильё находить…

Он поджал хвост и заскулил. Верно, обиделся. Обиделся — и ни с места.

Дует ветер и сыплет нам в лицо дождь. Словно крупную дробь пригоршнями бросает.

Повернулись мы и пошли в противоположную сторону. То вниз идём, то вверх. То грязь под ногами, то камни. Наконец, в лесу оказались.

— А теперь что делать? — остановился Джимшер.

— Ничего, выберемся, — неуверенно подбодрил его я.

Укрылись мы за деревом, а ветер всё норовит в лицо нам дробь швырнуть.

— В какой стороне осталось село? — спрашивает Джимшер.

— Кто в такой тьме стороны разберёт!.. Надо было хоть компас с собой захватить…

— Э-эх!

И тут случилось чудо — мы услышали лай собаки.

— Джимшер! — крикнул я, от радости слёзы подступили к моим глазам. — С наветренной стороны слышится! Значит, и деревня там! — И я с благодарностью вспомнил всех собак, которые когда-либо меня кусали.

Бросились мы бежать на радостях, миновали опушку, пересекли луг и давай кричать во всё горло:

— Эге-ге-гей!

— Э-эй!

Собака отзывается. Не молчит, дорогая, лает!

— Ну, что же ты, Ломгула? Ответь ему, брат ведь тебя зовёт! Эх, ты!.. Ну молодцы собаки! Если б вас на свете не было, что б люди делали… Так и плутали бы без дороги… Верно я говорю, Джимшер?

— Верно, — соглашается он, — собаки — они, конечно, хороши, только кусаются больно.

— Кусаются… Так-то оно так… — Я в эту минуту простил им все укусы, все мои раны от собачьих укусов прошли, и я не мог с ним согласиться. — Хорошо кусаются…

Слава богу, спаслись. Освещённые окна показались.

Джимшер направился к ближайшей калитке.

— Хозяин!

— Эй, хозяин!

Видно, ещё было не поздно, всюду в домах окна были освещены.

— Кто там? — послышался звонкий девичий голос. Школьный звонок напомнил, когда он весело звенит после уроков.

— Путники мы, с пути сбились. Хотим дождь переждать.