Фантазм

Предложение было соблазнительным. Духи "Диалог" фабрики "Дзинтарс", что ставила на кон Лена, производились совместно с Францией и стоили дорого, рублей восемнадцать за флакон, ей такие деньги взять негде. Правда, вряд ли она этот спор выиграет. С другой стороны, а вдруг? Она же ничего не теряет. Ну поносит Ленка её юбку месяц, обычное дело между подругами.

Ольга ещё раз посмотрела на противоположную сторону зала, где от всех в сторонке ютились два друга, ещё раз пожалела о том, что согласилась на Ленкин план и, вздохнув, кивнула:

– Согласна.

– Ларис, ты свидетель, – тут же закрепила договор Герасимова, в уме уже прикидывая, что одеть с юбкой. Та довольно и утвердительно хихикнула.

Ты-то, гадина, чему радуешься? – с неожиданной злостью подумала Оля, но, само собой, вслух ничего не сказала. Лишь сжала скулы и гордо задрала подбородок, всем своим видом показывая, что ей все равно.

* * *

Троица подружек шушукалась, без стеснения бросая взгляды в их сторону. А с Егором вдруг случилось что-то вроде раздвоения или, не знаю, как это ещё объяснить. Такое с ним в последние два-три года случалось всё чаще. Начиналось это всегда одинаково. Сначала казалось, что все окружающие звуки в его ушах становились всё громче и громче, на пике переходя почти в визг. В голове начинало что-то ритмично постукивать, а зрение становилось как бы бинокулярным: он видел мир как через трубу – то, что в центре сильно приближенным и четким в мельчайших деталях, а по бокам всё словно в тумане. Но самое главное, что в такие моменты он очень ясно будто бы "вспоминал" будущее, так он это для себя называл. Ему вдруг начинало казаться, что всё это с ним уже было. Что-то подобное, он читал, случается со многими людьми. Когда ты, например, идёшь по незнакомой улице, точно зная, что ты никогда здесь не был, и вдруг понимаешь, что вот сейчас ты завернёшь за угол, и там будет то-то и то-то. Говорят, это генная память или еще что, наукой пока до конца не выясненное. Но у Егора всё было намного больше и глубже, что ли, нежели просто воспоминания о том, что будет за углом. Как будто он переносился в собственное будущее и вспоминал, что и как происходило в прошлом, которое для него пока ещё будущее или настоящее. Поначалу, когда с ним в первый раз такое приключилось, он сильно испугался, даже маме рассказал. Та предложила сходить в поликлинику к врачу, но, кажется, не очень поняла, что он имеет в виду. Да он и сам затруднялся пересказать свои ощущения. К врачу он тогда так и не пошел, в глубине души понимая, что тот ему ничем не поможет. А маме просто сказал, что всё прошло и она, погруженная в свои заботы, успокоилась.

Вот и сейчас музыка вдруг стала звучать всё громче и громче, ударник уже словно находился не на сцене, а у него в голове. Зрение сузилось и резко приблизило Ольгино лицо, позволяя рассмотреть даже маленькие комочки туши на её ресницах, при этом всё остальное вокруг отступило в туман. Ольга посмотрела на него и сквозь грохот музыки в голове он ясно услышал ее шёпот (при том, что губы у нее не шевелились и слова словно шли напрямую – от сердца к сердцу): "Егор, пригласи меня, пожалуйста, не бойся, ты мне очень нравишься".

И тут же грохот в голове утих, зрение вернулось к норме, а он с поразительной ясностью "вспомнил" этот вечер, "вспомнил", как всё (было? будет?) сегодня. И ничего хорошего это воспоминание с собой не принесло. Он тогда (тогда?) так и не решился пригласить Ольгу на медленный танец, лишь пару раз отважился потоптаться вместе с Кузьмой в их кругу на танцах быстрых. Он вспомнил, что, почему-то, достаточно раскованный с другими девчонками, с Ольгой он всегда будет скованным до предела. Под самый конец вечера, когда объявят очередной "белый танец", она сама его пригласит, видимо, потеряв всякую надежду. И они будут танцевать, придерживаясь, как тогда говорили – "пионерского" расстояния, не касаясь друг друга даже одеждой. Он весь танец будет мучительно думать о том, что надо что-то сказать, но так ничего и не скажет. Она тоже будет молчать, будто заранее решив предоставить эту инициативу ему в виде последнего шанса. Потом подруги, в ответ на их робкие попытки, объявят, что не надо их провожать, и они с Кузьмой отправятся по домам, он – понимая, что упустил всё самое важное в своей жизни и кляня себя за собственную трусость.

А ещё он "вспомнил", что так и будет любить Ольгу всю свою жизнь, страдая даже десятилетия спустя, сочиняя неуклюжие стихи, делая такие же неуклюжие попытки поджидать её на улице и пытаться что-то объяснять, но вместе они так никогда и не будут. И однажды она просто потеряет к нему всякий интерес, вычеркнет из собственной жизни словно очередную ошибку.