Фантазм

Та, будто опомнившись от нахлынувшего на неё наваждения, как-то вздрогнула сразу всем телом, оглянулась на подруг и вновь, на этот раз – удивленно уставилась на него, словно не узнавая ещё недавно скованного мальчишку и сомневаясь – он ли это, но протянутую руку приняла, и Егор вывел её прямо в центр зала. Прямо в самый центр и никак иначе. Потому что это их музыка, их вечер, их танец, их жизнь. Все остальные – просто зрители. Пусть все видят, пусть все смотрят и завидуют. Пусть обсуждают или пусть валят отсюда на хрен, пусть вообще делают всё, что хотят. Для него сейчас их нет, никого нет, есть только она одна – самая совершенная во времени и пространстве. Есть красивая музыка и красивые слова, есть её блестящие глаза, есть кружащий голову запах волос и тепло ее руки, что ещё надо для счастья? – Абсолютно ничего, ибо и без того всего в избытке.

Напомню, это был всего лишь второй танец этого вечера. В это время народ обычно ещё в большинстве своем топчется по углам, только приглядываясь и строя планы. Поэтому, так уж вышло, они оказались одни посреди огромного зала и абсолютно все глаза устремились на их пару.

* * *

И Ольге вдруг показалось, что они танцуют не посреди этого школьного зала, а посреди целого мира и весь этот мир с удивлением и восхищением смотрит на них. Зажглись и немного ослепили невидимые никому, кроме неё одной, гигантские софиты, а на сцену, вместо их откровенно слабенького школьного ансамбля, вышли – она это видела словно во сне и одновременно наяву – музыканты группы "Eagles". И после волнующего гитарного вступления под мерцающим звёздами небом прозвучали слова известной всему миру и, конечно, её самой любимой, песни "Hotel California":

On a dark desert highway
Cool wind in my hair…

Голова у Ольги закружилась, и она поплыла среди звезд вместе с этим волнующим голосом на волне гитарного перебора, стараясь лишь покрепче держаться за Егора, потому что было всё же немножко страшно лететь среди этих мерцающих огненных шаров, и ещё, потому что ощущение его близости оставалось единственной привязкой к реальности. А восторг переполнял всё её тело – от кончиков волос до кончиков пальцев на ногах, пронзая мягкими молниями где-то внизу живота. Так, что она вдруг физически почувствовала приближение жаркой волны на пике чувственности, хотя и не понимала ещё, что это такое. И только это непонимание и удерживало её на самой грани, заставляя балансировать и балансировать на пике наслаждения, не срываясь в пропасть безумия, когда ты, падая в эту пропасть, кричишь во всё горло, и в этом крике есть всё – от пылающего восторга до горького сожаления о том, что восторг не вечен. Так могла бы она описать свои чувства, если бы была в состоянии их понять. Но иногда именно непонимание добавляет остроты нашим переживаниям счастья.

* * *

А в это же самое время Егор, не переставая удивляться тому, что делает, совершенно естественно и уверенно, как будто отработанным миллион раз движением, обнял Ольгу за талию и мягко притянул хрупкое тело к себе. Она, кажется, немного даже шокированная его поведением, но не оттолкнула, не посмела, но, наоборот, доверчиво прижалась к его груди. И вот они поплыли в обнимку на глазах у всего зала под звуки песни, ставшей хитом. Впрочем, "новый" Егор времени зря не терял. Прижавшись щекой к её щеке, вдыхая и впитывая в себя ее запах, наполняясь им как батарейка энергией, он шептал:

– Я люблю тебя, Оля. Оля! Я тебя всегда любил, очень давно, всю жизнь или даже две жизни. Но боялся подойти к тебе. Ты знаешь, когда кого-то очень сильно любишь, всегда так страшно подходить, потому что боишься услышать отказ. Боишься увидеть презрение и равнодушие в глазах любимой. Уж лучше пребывать в неведении, мечтать и не терять надежды. И сегодня вдруг случилось чудо, ты подошла ко мне сама, первой! Этого не могло быть, но это произошло. Я поначалу сильно растерялся, я не мог поверить в свое счастье. Ты меня извини, пожалуйста, это я от неожиданности повел себя как полный идиот. Я тебя сегодня провожу, хорошо?

Она кивала, молча и очень серьёзно слушала заливавшегося соловьем Егора, прижимаясь, нет – едва касаясь своей щекой его щеки. Она слушала, правда, по её туманящимся глазам было непонятно, слышала ли. Но разве смысл слов важен? – Конечно нет! Важны интонации, важно щекочущее ухо дыхание, а смысл она и так знала – сердцем. Он же, удивляясь, откуда берутся слова, говорил и говорил без остановки. Тот, второй Егор, который восьмиклассник, со страхом сжался где-то в самом углу сознания и смотрел на происходящее так, как смотрят увлекательное кино, не веря, что всё это с ним происходит на самом деле и боясь, что вот сейчас его обнаружат в этом его углу и выгонят, не дав досмотреть.