Фантазм

— О! Кантор невероятный человек!

Беспощадно задушенная ревность! Обыденная беседа двух людей, ни чем не выделяющихся и не привлекавших к себе внимания окружающих, становилась таинством, связывавшим их теснее любых обрядов. Слова действительно не имели значения, единственное, что было важно — то, что самый дорогой человек рядом.

Они все-таки идут к дому. Айсен забегает только на минутку, пока любимый ждет его на улице, и, едва схватив дрожащими пальцами гриф, вылетает обратно, растерянно озираясь…

— Замерз? — прежде, чем юноша успевает запротестовать, ему на плечи опускается плотный уперлянд. — Вечер прохладный.

Руки — сильные, родные — на плечах, обнимая… Не выдерживая этой сладкой изощренной муки, Айсен разворачивается навстречу и прижимается к мужчине, утыкаясь лицом куда-то в район ключицы.

— Что вы…

— Не зови меня на «вы» больше! Пожалуйста…

— Хорошо, — юноша кивает, не поднимая головы. И отстраняется внезапно со смущенной улыбкой. — Только оденься. Мне не холодно.

— Ты же дрожишь весь!

Айсен не ответил, опуская ресницы, и у Тристана перехватило горло. Айсен… Хрупкое синеглазое чудо! Как можно было надругаться над ним, истязать или просто пользоваться им, как хозяйка пользуется полотенцем, вытирая руки! Все равно, что мочиться в сосуд, предназначенный для священнодействия! Его лелеять нужно, восхищаться, каждую черточку целовать…

Как он помнил, губы юноши сладкие, теплые, нежные — нежнее лепестков, а легкое касание их — пьянит крепче вина! Но почти сразу Фейран встревожено отстранился: напряженный Айсен осторожно высвободился и отвернулся, глядя в сторону потемневшими глазами.

— Прости… — мужчина тоже сделал шаг назад.

Проклятье! Трудно делать вид, будто не понимаешь причину подобной реакции, и никому кроме себя спасибо не скажешь, что теперь любое неосторожное слово или ласку Айсен воспринимает, как понуждение к сексу и бесцеремонность.

— Прости, — повторил Тристан с виноватой усмешкой. — Рядом с тобой я с ума схожу!

— Нет, ничего! — после недолгой паузы, юноша решительно тряхнул волосами, и попросил. — Погуляем еще?

— Как хочешь, — с облегчением согласился Тристан.

Некоторое время они шли в молчании. Айсен просто ждал, не решаясь назвать даже себе чего именно, чтобы не спугнуть ненароком привередливую птицу-счастье… А его горе-возлюбленный не заводил нового разговора из опасения снова расстроить юношу. Филипп прав, когда в сердце столько ран любое прикосновение может причинить боль: молодой человек слегка оживился и в полной мере вернулся к реальности только тогда, когда они оказались у городских ворот.

— Куда мы идем?

— Ты хорошо знаешь окрестности?

К удивлению Тристана, легкая тень, все еще сохранявшаяся в синих глазах, проступила сильнее: видно, все же не так сладко жилось Айсену эти два года и не все они были праздником… Мужчина ощутил укол совести: то, как он со зла швырнул невольника брату, точно приевшуюся безделушку, не выглядит преувеличением или недоразумением — он бросил мальчика, на самом деле бросил на произвол судьбы.

— Знаешь, — Тристан загадочно улыбнулся, не позволяя юноше сосредотачиваться на неприятном, — я хочу тебе кое-что показать…

Идея была сумасшедшей, но возможно, смогла бы отвлечь его от переживаний после поспешного поцелуя и преодолеть вернувшуюся неловкую натянутость.

— Что?

— Увидишь! — мужчина прислушался к доносившемуся поблизости монастырскому колоколу, отмечающему время. — Это далековато, но если поторопимся немного, то как раз успеем. Тебе понравится!

Заинтригованный, Айсен не протестовал, теряясь в догадках, лишь удивился еще больше от того, что его проводник свернул в поля. Идти действительно пришлось долго, особенно когда Тристан с несвойственной ему задорной усмешкой: «надо же, помню еще!» повернул на почти заросшую стежку, вероятно, когда-то все же бывшую дорогой. Крутой поворот вдоль пригорка, занятого арьергардом отступающей рощицы, и Айсен без подсказки догадался, куда его ведут — к видневшимся вдалеке развалинам.

Местечко и впрямь было живописными, но, подходя ближе, Тристан все больше выглядел разочарованным: само собой, что за пятнадцать лет предоставленные ветрам и дождям стены обветшали сильнее, чем он знал, а от башни осталось нечто, напоминающее гнилой старушечий зуб. Подниматься на это «великолепие» было попросту опасно для жизни. Мужчина обругал себя уже в который раз за день: романтика романтикой, но надо не забывать и головой думать!

— А что здесь было? — восхищенный вздох за спиной прервал поток самообличения.

— Замок. Небольшой, — улыбнулся Тристан, радуясь, что задумка удалась, и юноша забыл о чересчур поспешном поцелуе.

А главное, что здесь, вдали от всяческой суеты их только двое.

— Кто его разрушил? — Айсен гладил ладонью веточки ольховника, которым густо заросла восточная стена.