Фантазм

Мужчина медлил с ответом: ничего подобного он заранее не планировал, да и было нечто неправильное в том, чтобы вести Айсена туда, где он когда-то встречался с давней любовницей. Однако ни вопрос, ни ответ на него не имели для юноши ровно никакого значения — когда сердце заходится в агонии, какая разница здесь или там… Какая разница, где умирать.

И умирать теперь было не жалко. Любимый звал и просил, предлагая руку, чтобы помочь, и это было так болезненно-остро, как последний глоток воздуха перед стынущей глубиной дна. Как долго они шли на этот раз, и как называется постоялый двор в предместьях, на удивление приятный и уютный, куда привел его Тристан, молодой человек сказать не мог. И вряд ли бы нашел это заведение на следующий день, хотя местечко, как и его хозяева — несмотря на удар, гордо восседающий у стойки на пивной бочке старикан со щербатой кружкой, размером на добрую пинту, и его дочь, отличающаяся не менее могучим сложением, — были весьма колоритными.

Пусть так! Это было даже лучше — просто место. Просто один дивный день, который подходит к концу. Просто одна ночь… Огонек желания, никуда не исчезавший из светлых глаз мужчины, вспыхнул ярким откровенным пламенем, когда они оказались в снятой комнате. Он помнил этот огонь, ясно узнавал его в коротких взглядах Тристана…

Пусть! Пусть будет так, если нет ничего иного. Айсен потянулся к нему первым…

Поцелуй вышел резким и жадным. Юноша, знающий лишь как отдаваться, даривший себя любимому без остатка, всегда послушный, покорный чужим желаниям, — сейчас брал, требовал все, что ему только могли дать до капли! Тристан, раздумывавший о том, как выйти из щекотливой ситуации с одной кроватью, не нарушив хрупкой связи между ними и не настроив опять против себя стыдливость Айсена, оказался захвачен врасплох настолько, что даже не сразу ответил. А когда ответил…

Это не было почти случайностью, попыткой воссоединения, пробой пера; и не было трепещущим крещендо слияния двух душ на переломе судеб. Это была страсть — чистая, подлинная, — и огненное буйство в крови, заставляющее бренную плоть плавиться тягучей лавой…

Все было неправильно, все не так. Их первая настоящая ночь, ночь возлюбленных, а не раба и господина, должна была стать событием, знаком взаимности и примирения, символом того, что изменились оба. Она не должна была случиться в гостиничной комнатушке, все достоинство которой — постель со вроде бы свежим бельем.

Но изменить что-либо было уже невозможно. Они не смогли бы остановиться даже под угрозой немедленной казни. Тристан запустил руку в густые волосы юноши, слегка оттягивая их назад, вторая рука без участия сознания крепко прижимала к себе гибкое тело за талию, хотя Айсен и не думал отстраняться, позволяя убедиться в охватившем его желании. Это был поцелуй-сражение, в котором они перехватывали друг у друга судорожный вдох, чтобы в следующий момент слиться еще яростнее.

— Малыш… солнце мое синеглазое!

Губы мужчины спустились ниже, оставляя на горле пятна ожогов, и юноша откинулся, вцепившись пальцами ему в плечи и выгнувшись сильнее. Тристан поддерживал его одной ладонью у затылка, вторая уже ласкала конвульсивно сжимающиеся ягодицы. Плохо контролируя себя, Айсен приподнимался, потираясь пахом о напряженную плоть мужчины, чувствующуюся под одеждой. От близости его тела было жарко, юноша дрожал, как в лихорадке, и было бы бессмысленно отрицать, что он тоже хотел заняться любовью не меньше Тристана… Но почему тогда на душе так тяжело и больно?

Может быть, потому, что она уже не умеет ничего другого? Ничего, боль это жизнь, он помнит! — Айсен раздраженно дергал пояс, который никак не хотел сниматься, хотя куртка и рубашка были уже распахнуты.

— Не спеши… не торопись… — мужчина очень кстати подсадил его на стол, сдвинув остатки их ужина, потому что низкий шепот над ухом вызвал совершенно обратную реакцию: у юноши просто ноги подкосились.

Однако, воспользовавшись удобным положением, он плотно обхватил коленями бедра возлюбленного, не давая отстраниться даже на то время, чтобы расстегнуть наконец мешающий пояс, и одновременно, обрывая шнурки, стягивал с Тристана его одежду… И те же поцелуи — извержением вулкана!

Это было нереально выдержать и сохранить здравый рассудок. Резким рывком в несколько шагов, мужчина практически перебросил юношу на пресловутую постель, предварительно сдернув с него чулки. И на несколько мгновений, пока раздевался сам, вбирал в себя невиданное, потрясающее воображение зрелище. Его стыдливый мальчик даже не двинулся, чтобы прикрыться, раскинувшись на простынях — обнаженный, полностью открытый, до малейшего уголка немыслимо соблазнительного тела, в котором не осталось ничего мальчишеского или детского.