Фантом

– Если ты хочешь, разумеется, – добавляю я. – Помнишь, что ты говорил мне про жетон? – Я сажусь рядом с ним, достаю металлическую планку из кармана и кладу на стол. – Потерять его хорошая примета. Значит, смерть точно обойдет тебя стороной. Ведь сбылось.

– Откуда он у тебя?

Шон все еще пытается звучать ровно, но с каждой фразой в его голос прорываются яркие искры и эмоциональные всполохи, не свойственные ему обычно.

– А ты отгадай, – улыбаюсь я.

– Ты уверена, что на той стороне играешь? Она называла тебя избалованной принцессой, а меня картонным билбордом у дороги.

– Может, ей тоже было больно? И страшно.

– Думаешь? Не верю.

Я внимательно смотрю на него, откидываюсь на стул и закидываю руки за голову.

– Возможно Рейвен была права.

– В каком смысле?

– Что ты бесчувственный как гравий.

– Прости?

– Исключительно ровно рассыпанный гравий, если тебе так больше нравится.

– Ви, прекрати!

– Я не оправдываю ее поступок. Она и сама когда-то выбрала тебя как выбирают машину в автосалоне – по техническим характеристикам. Но хотя бы нашла смелость признаться. А ты боишься. Хотя знаешь, что сам, пусть и не специально, оставил в ее жизни след более, чем болезненный.

Шон молчит, глядя на меня так, будто я влепила ему пощечину.

– Ты права, – вдруг говорит он. – Я боюсь. Потому что моя жизнь с самого детства шла по плану. Это просто и понятно. Я ненавижу, когда где-то непорядок. Когда кровать заправлена неправильно. Когда что-то лежит не на своем месте или просто под ногами валяется. В этом мире сотни прекрасных правил, законов, закономерностей, они все служат определенным целям, чтобы не развалить этот мир на части, но она… она…

– Не подчиняется ни одним из них?

Шон опускает взгляд.

– Она приносит в мою жизнь хаос.

– А зачем тебе порядок?

И тогда его прорывает.

– Чем сильнее я пытаюсь исправить все, тем делаю только хуже, – вместо привычно размеренно сказанных слов из Шона льется целый бессвязный поток. – Я привык к службе. Командиру, собственной стране. Всегда все сводилось к понятным целям, достигнув которые ты мог на что-то рассчитывать. Я всегда старался быть лучше. Но с ней… с ней… я просто не знаю как…

– Ты же понимаешь, что она прекрасно знает, какой ты? Такие как Рейвен видят людей насквозь. И… – я запинаюсь, пытаясь подобрать слова.

– Договаривай, – глухо заканчивает Шон.

– Ты так боишься оказаться не идеальным, опасаешься все испортить… что именно так и выходит. Шон, ты заслуживаешь самого лучшего, – говорю я, обнимая его одной рукой. – Только пойми, слово «заслуживать» не имеет отношения к любви.

– Кажется, что-то подобное она и пыталась мне сказать, – хмыкает Шон, качая головой. – Разве что в более яростной манере. С летящими в мою сторону предметами.

– И ты не понял?

– Безнадежен! – хмыкнув, трет лицо Шон.

– Ты не безнадежный. А даже если так, это не плохо. Вот я, например, безнадёжный романтик, верящий в любовь. Видишь, час уже перед тобой распинаюсь.

– Думаешь, получится?

– Думаю да. – А потом тихо добавляю, кивая на дату, напечатанную черной краской на билетах: – Исправь все, пока у тебя есть время.

Шон заглядывает мне в глаза. И кажется, мы наконец понимаем друг друга. До последней буквы.

***

Спустя час, когда сумки собраны, я обнимаю Шона на прощанье. У входа останавливается такси.

– Я знаю, ты ее найдешь, – шепчу я, крепче сжимая ткань его куртки. – Только береги себя, ладно.

Шон кивает, отстраняет меня и, глядя в глаза, говорит:

– Оно не для меня.

Я ошарашенно замираю.

– Что?

– Я вызвал его для тебя.

– Если я все еще военный дезертир, то ты свободна. Отец больше тебя не преследует. Так почему, Виола?

– Что почему? – еле слышно шепчу я, всматриваясь в шоколадные глаза друга, и все равно ничего не могу понять.

– Почему ты все еще здесь, если точно знаешь, где его искать?

Медленно, очень медленно, Шон открывает передо мной дверь такси. Дает время самой принять решение.

Я тянусь к его рукам и сжимаю. Просто, чтобы почувствовать что-то твердое, основательное. Когда кружится голова, лучше схватиться за что-то уверенно стоящее на земле. Шон более, чем подходит.

Боже!

Еще каких-то полчаса назад Шон восхищался моей отвагой, а теперь я стою здесь и… умираю от страха. Я так многого оказывается боюсь.

Боюсь крови и вида медицинских игл, раскалённых сковородок, плюющихся маслом, стрелять из пистолета и сверкающих ножей Ника, боюсь, что никогда не оправдаю чужих ожиданий, а больше, что не оправдаю своих. А ещё мне страшно признаться вслух, что люблю. До безумия. И наконец понимаю, что до ужаса боюсь потерять. Навсегда.

Шон едва заметно улыбается.

Я опускаю взгляд на наши сцепленные руки.

– На вокзал, – командую я водителю. Шон довольно кивает.

Несколько секунд мы молчим и только улыбаемся друг другу. Что тут говорить? Я смотрю на него и хочу запомнить этот миг, чувствуя, что сейчас расплачусь. Поэтому в последний раз притягиваю Шона к себе и быстро шепчу:

– Только обязательно отыщи ее.

– Обещаю, – клянется он.

На мягкое сиденье такси я опускаюсь со спокойным сердцем. Шон ее найдет.