Когда показалось монастырское кладбище, я достал план, созданный по рисунку Щедрова и, присев на мраморной скамье, присвечивая фонариком стал еще раз внимательно изучать его. Кладбище занимало небольшую площадь, по форме – правильный четырехугольник. Оно было закрыто уже в конце девятнадцатого века, но в данное время оказалось заброшенным и не охранялось, хотя реставрационные работы на нем уже начали проводиться.
Ограда, крепившаяся к массивным кирпичным столбам с металлическим четырехскатным покрытием, оказалась в нескольких местах проломленной стволами поваленных деревьев. По углам и в середине западной части ограды высились круглые каменные башни, перекрытые куполами. Шпили угловых башен завершались фигурой трубящего ангела.
Я прошел в ворота, представляющие собой перекинутую над дорожкой кирпичную арку с деревянной главкой, крытой лемехом.
Было тихо, лишь дождь моросил серебряными каплями, создавая траурную мелодию этого мира покоя.
Купола храмов разрезали пространство, закрывавшееся соснами, лиственницами и кленами.
У старой часовни, казалось, мелькнула какая-то фигура и пропала среди кустов разросшейся сирени.
Захоронения монашеской братии – это черные скромные надгробные плиты со скупыми надписями.
Мои шаги гулко стучали по каменным плитам дорожки. По плану Щедрова ориентироваться было все труднее – слишком многое изменилось за прошедшие годы, кладбище сильно заросло. Мне пришлось довольно долго блуждать по боковым аллеям, поросшим травой, прорвавшейся сквозь плиты.
Необходимое место удалось найти, когда уже стемнело. Для этого случая у меня был припасен фонарь. Я оглянулся – никого не было, лишь дождь тихо шумел в листве. Стало сыро и холодно.
В углу, у северо-восточной башни, в стороне от прочих захоронений, скрытая плотной живой изгородью из кустов сирени, находилась могила графини Турковой. Именно за щедрые вклады в монастырскую казну, ремонт храмов, удостоилась она чести быть захороненной в этой монастырской обители.
Я осветил фонарем могилу. Надгробие – из белого каррарского мрамора, барельеф представлял собою ангела с чашей, как и было обозначено в плане.
Отойдя от могилы на необходимое расстояние, я вынул из рюкзака лопатку и, с большими трудами, расковыряв эту древнюю землю, поднял каменную плиту.
Затем начал копать и отбрасывать в сторону землю, которая, как мне показалось, пахла могильными червями и костями.
Спустя время что-то звякнуло о лопату. Осторожно, обкапывая вокруг рыхлую землю, увлажняющуюся благодаря дождю, я извлек из земли небольшой металлический ларь, больше похожий на железную шкатулку.
Я начал очищать шкатулку от земли, как послышались шаги.
На аллее у могилы застыла фигура, полускрытая высоким кустом.
Я схватил фонарь и направил на непрошенного гостя, и в тот же момент щелкнуло оружие. Похоже, пришедший собирался меня застрелить, но пистолет дал осечку. Луч фонаря заставил его закрыться руками, в снопе света мелькнула черная тень. Он вновь щелкнул пистолетом – раз, второй, но выстрелов не последовало.
Возможно, виною всему был дождь.
– Эй вы! Что вам нужно?! Почему хотите меня убить?! – громко спросил я.
Ответа не последовало. Теперь пришедший, отчаявшись, бросился на меня с палкой, с которой, наверное, пришел, и я отбил удар тем, что у меня было –саперной лопаткой.
Его лицо попало в свет фонаря, стоявшего на каменном столбе, и я узнал Глеба, моего попутчика. Его ржавые волосы слиплись, как мягкая трава, а длинное лицо напоминало нож.
– Вы? Но зачем вам все это?
– Отдайте, – промолвил он, глотнув слюну и вытирая лицо от дождя, – отдайте контейнер мне и убирайтесь прочь!
И он сделал новый шаг вперед, покачивая увесистой палкой и протягивая руку, стремясь получить желаемое.
Его лицо изменилось, теперь оно приняло какое-то звериное выражение, схожее с бульдожьим, а откуда-то появившийся яркий свет сделал пространство у могилы ярко освещенным. Я заметил, что изменения в моем сопернике продолжаются. Теперь он был одет в какой-то старинный костюм с большим воротником и конусообразный, схожий с испанским, плащ. На голове у него была шляпа.
А в руке его была уже не палка, а сверкала шпага, которой он рассекал пространство, как будто отгоняя капельки дождя.
С изумлением заметил я собственное преображение: на мне был камзол, укороченные рукава которого были украшены кружевными манжетами, узкие панталоны до икр, с разрезами на уровне колена.
В руке тоже колыхалась острая шпага.