До сих пор этот его тон представлялся Инге таким домашним! Они привыкли друг к другу, им не нужны лишние слова. Но сегодня… Сегодня Григорьев казался ей вопиюще безразличным. «Да он скучный, как бухгалтерский отчет!» — неожиданно поняла она. Он и ее засушит своим равнодушием.
И у них будут засушенные дети. Он станет запрещать им смеяться за столом и валяться в снегу, потому что снег в городе грязный.
Инга помотала головой, чтобы прогнать наваждение, и ответила:
— Есть я совсем не хочу. Поем потом. А сейчас поеду.
— Я буду по тебе скучать, — неожиданно сказал Григорьев, как будто подслушал ее мысли и попытался восстановить свои позиции.
Обычно она говорила: «Я тоже», — но в этот раз не сказала, что для нее было почти подвигом.
Однако Григорьев ничего не заметил и чмокнул ее в освеженную персиковой пудрой щеку.
По дороге к метро Инга петляла по тротуару, точно путающий следы заяц. Ни одной подозрительной личности заметно не было. Хоть это хорошо.
У знакомого лотка сидела собака Аза и, закрыв глаза, мечтала о сардельках. Инга никогда не ела ничего из того, что продают на улице, но вынуждена была признать: запах от сарделек шел восхитительный. Можно только догадываться, какая тоскливая пустота царит в собачьем желудке.
Инга заплатила за сардельку и отвела Азу подальше, в уголок, чтобы добрые прохожие не пнули ее ногой просто потому, что у нее нет хозяина.
Та немедленно ожила, воспряла духом, и в глазах ее засветилась искренняя собачья радость. Больше всего Инга боялась, что Аза увяжется за ней, поэтому ушла быстро, не дожидаясь, пока та позавтракает.
В ее собственном желудке тоже царила пустота.
Только не от голода, а от ревности. Она открыла кабинет и начала заниматься своими прямыми обязанностями. Договаривалась о кладовке, где будут храниться тряпки, ведра и все, что необходимо уборщице. Разговаривала с самой уборщицей, звонила в спортивные магазины, на базы, обсуждала с Доброскоком и Хризопразской расписание занятий… И все это время ревность изводила ее, словно вздорная старуха, убежденная, что веси мир живет не по правилам.
Наконец Инга не выдержала и позвонила Таисии.
— Сегодня похороны, а Григорьев сказал, что мне не надо приходить.
— Что ж, — философски заключила подруга. — Вероятно, этому парню нужна женщина, которая ничем его не обременит, даже сочувствием.
— Вчера вечером, — продолжала Инга, — я пришла к нему и застала там Илью Хомутова. Они орали друг на друга и в конце даже подрались.
— Из-за Нади, — сказала Таисия.
— Откуда ты знаешь?
Та презрительно фыркнула.
— Ты сама говорила, что они бодаются из-за нее со школьной скамьи.
— Хомутов утверждал, что, когда меня нет, Надя проводит время с Григорьевым… Прямо там, в его квартире. Что ты думаешь по этому поводу?
— Не знаю, что и думать. Может, это интуиция, а может быть, хроническая ревность, переходящая в психоз.
— Тайка, если бы ты знала, какая на меня напала тоска! Я не знаю, что делать…
— Хочешь совет? — тотчас спросила подруга. — Чтобы зря не мучиться, узнай все сразу. Правду.
Только это тебя излечит. Как говорится, или клад в руки, или дух вон.
— А как я узнаю правду? — накинулась на нее Инга. — Кто мне ее расскажет?
— Конечно, никто, дурочка. Поступи, как нормальная женщина. Без всяких своих вывертов — совесть, честь, доверие… Скажи ему, что улетаешь в командировку на сутки. Закупать хулахупы на Уральском алюминиевом заводе. Сегодня у него трудный день, если он действительно нуждается в Надином утешении, то обязательно ее позовет.
— Ну?
— Что «ну»? Часа в два ночи ты являешься и открываешь дверь своим ключом. И узнаешь правду. Если Григорьев весь в алой помаде, а рядом с ним лежит Надя, облаченная в «Дикую орхидею», значит, твоя карта бита. А если на плите стоит выкипевший борщ и Борис спит в носках с газетой на голове, можешь смело намечать день свадьбы.
— Ты все упрощаешь! — рассердилась Инга.
Таисия тоже вышли из себя и повысила голос:
— Это ты все усложняешь! У тебя на все внутренние ограничения, как у автомата, торгующего кока-колой. Если ты уверена, что Борис тебе изменяет, то поймай его, черт побери, на месте преступления!
— А вдруг он мне не изменяет? — воскликнула Инга с отчаянием в голосе. — Вдруг все еще хуже и это он убил Анфису?
— У-у, — протянула Таисия. — Вон что тебя волнует. С этого и надо было начинать.
— Что бы ты сделала на моем месте? Если бы сомневалась?
— Я? — удивилась та. — Нашла у кого спрашивать. Я бы его бросила. Представляешь, как сразу станет просто жить? И ревновать не надо, и в убийстве подозревать. Нет жениха — нет проблемы.
— Ты рассуждаешь, как убийца.
— У тебя все убийцы, — парировала Таисия. — Кстати, я тебе говорила, что встречалась со Старом? Он тоже не верит, что Анфиса случайно отравилась.
— Он кого-нибудь подозревает? — с жадным любопытством спросила Инга.
— В некотором смысле. Он думает, что она отравилась не случайно, а специально.
— Зачем?