Я все никак не мог остановиться. Может, хоть кровь поможет. Кровь, говорят, часто помогает. Музыка зазвучала еще громче. Я почувствовал боль. Моя жизнь была похожа на приморскую деревушку, из которой я хотел убежать, потому что изучил каждый булыжник мостовой до последнего. Мой член все больше съеживался и кровил, я довел его до плачевного состояния. Сейчас у меня между ног болтался шмоток плоти с ободранной кожей. Я застегнул ширинку. Дрожа, как пациент, страдающий болезнью Паркинсона в последней стадии, я вышел из туалета и, прислонившись к мраморной колонне, замер. И тут я увидел Ребекку. Она искала меня. Как же она была красива! И одинока. Точно так же, как и я; кровь на моих руках придавала мне мужественности. Наконец я стал похож на мужчину! Пришлось подождать, понадобилось даже сходить в оперу в Палермо, но все это оказалось не напрасным.
— Где ты был?
— Я дрочил.
— Что-что?
— Я дрочил, чтобы вызвать эрекцию.
— Идиот.
Она хотела меня ударить, но я уклонился. Я всегда это заранее предчувствую, будь это затрещина или пуля счастья, — я чувствую их приближение и быстро отклоняюсь в сторону.
— Давай вернемся в гостиницу.
— Что случилось? — спросила она. — Ты плохо себя чувствуешь? Ты заболел?
— Да, я заболел.
— А опера?
— Да плевать на оперу, дрянная постановка.
— Не волнуйся ты так из-за одной неудачной эрекции, мы ведь часто занимаемся любовью.
Но я сам был как неудачная эрекция в этот момент, вся моя жизнь была одной большой кровавой эрекцией, наконец я стал тем, кем мне суждено было быть с самого начала. После выхода моей первой книги я получил письмо, в котором говорилось: «Кто живет как хрен, через хрен и погибнет».
Назад в гостиницу мы тоже шли пешком, только прибавили шагу. До чего же дивный выдался вечер, просто слезы на глаза наворачивались!
Когда мы уже были в номере, Ребекка сказала:
— Все-таки жалко, что мы не послушали оперу.
Мы вышли с ней на балкон.
— Смотри, — я показал рукой перед собой, — там порт.
— Да, — отозвалась Ребекка.
— А вон там, — я снова показал, — вон там — город.
— Да, — эхом откликнулась Ребекка.
Тут я вдруг вспомнил, что так и не распаковал статуэтку, сделанную страдающей псориазом скульпторшей, так и не распакованная, она перекочевала в чулан. Вспомнив об этом, я вдруг неудержимо расхохотался.
— Над чем ты смеешься? — спросила Ребекка.
— Надо всем, — ответил я, — надо всем.
Я показал ей кровь на своей правой ладони и обнял ее, и мы вместе с ней начали смеяться над этой кровью и моей борьбой за эрекцию в опере; мы смеялись, но на самом деле нас уже не было.
— Ты все еще хочешь быть похожей на Мата Хари? — спросил я.
Ребекка отрицательно покачала головой.
— Отныне я твоя, — сказала она.
— Глупости, — сказал я.
На следующий день с моей эрекцией опять все было в полном порядке. По свидетельству Ребекки, я скакал по кровати так, словно вдруг стал мировым чемпионом.