Читаем Фантомный бес полностью

Фантомный бес

Эти, за зубцами спрятавшись, по-прежнему готовы вопить «Мы на горе всем буржуям!..»

Но самое смешное в том, что эти вопящие — давно и сами буржуи. И не просто буржуи, а лютые буржуины… (Подобных и сам Мальчиш-Кибальчиш вообразить не мог, поскольку в личных их мешках денег больше, чем у тех, за океаном.) Так кому эти буржуины грозят? Перед кем размахивают дубинкой?.. Сами перед собой, что ли?

Стоит Вася, человек из народа, уже слегка голодный, но еще с бутылкой, и размазывает по щекам и сопли, и слезы, а понять еще не в силах…

И старушка то ж: «Ох, Матушка-заступница, ох, большевики загонят в гроб!..»

Только где вы этих большевиков видали?

В Думе? В сенате? За кремлевскими зубцами?

Или на мусорной свалке у Волоколамска?

Или на кладбище «Коммунарка»?

Вселенная, веселый инструмент

Менухин выступал в Карнеги-Холл. После концерта к скрипачу, скромно улыбаясь, подошел худощавый человек.

— Здравствуйте, меня зовут Джон Уилер.

— Прекрасно вас помню, дорогой Джон, — скрипач раздвинул руки для объятий. — Очень рад вас видеть.

— А уж как рад я. Вот так ходил бы и ходил на ваши концерты.

— А в чем проблема? — улыбнулся Менухин. — Кстати, вам не доводилось слышать такого скрипача — Стефана Грапелли?

— Нет. К сожалению.

— Он из Парижа, играет там в джазе. Играет блестяще. Лучшего джазового скрипача мир не видел.

— Интересно.

— Сейчас он тут. Проездом. Я набрался смелости и предложил ему поиграть вместе. Дуэтом. Он согласился. Для меня это подарок.

— Да ладно вам, маэстро. Не верю.

— Вы правы, такое редко услышишь. Но тут случай особый. Он необыкновенно улавливает свободу. Слышали бы вы его импровизации. И мне подобный опыт нужнее, чем ему. Хочу поучиться у него свободе обращения с инструментом, с темой. Думаете, в классике это не нужно?

— Мне кажется, я вас понимаю.

— Современная классика — это не скучная игра по нотам. О нет.

— Нынешняя теоретическая физика — то же самое, — засмеялся Уилер. — Это давно уже не скучная игра по нотам.

— Еще бы! Это ведь вы придумали — черные дыры, червоточины там разные, извилистые ходы из Вселенной во Вселенную?

— Вы об этом слышали? — поразился Уилер.

— Читаю газеты, — улыбнулся Менухин. — О чем только они сейчас не пишут.

— Занятно, — пробормотал Уилер. — Знаете, мой друг, была суровая классика физики. Была и прошла. А ныне — нечто вроде сочинения джазовых пьес. Привольно и трудно — одновременно.

— В том-то и дело, — сказал Менухин. — Мне это близко.

— Вот-вот, и Эйнштейн, мой учитель, на это, похоже, смотрел. Ему ли было не знать темы свободы в классике! Мне кажется, он ночами беседовал с Ньютоном. Они спорили. Но старик Ньютон оказался мудрым. С новыми идеями он в итоге соглашался.

— Потрясающе. Но вот я думаю, легко ли согласился бы Бах со Стравинским, а Моцарт с Дюком Элингтоном?

— О, это был бы спор. Вот бы послушать!

— Ну, со Стефаном Грапелли, думаю, мы поладим. Так или иначе, но завтра мы с ним репетируем, а дня через три даем концерт.

— Как интересно. Мечтал бы попасть на этот концерт.

— Дорогой профессор, считайте, что билеты для вас готовы. С кем вы будете? Никаких ограничений. Берите всю вашу компанию. Мне кажется, вы окончательно убедитесь в том, во что глубоко верил ваш учитель: Вселенная — не просто музыкальный инструмент. Порою это веселый инструмент.

— Дай-то бог! — По лицу Уилера побежали лучики улыбки.

Через три дня Уилер с женой и сыном сидел в шестом ряду. Два уже немолодых, но на редкость подвижных скрипача понимали друг друга так, словно вместе играли с колыбели. Грапелли был высок, Менухин чуть ли не на голову ниже. Но выглядели они как братья, которые встретились после долгой разлуки и рады несказанно. Оба были красивы, обаятельны. К восторгу публики, они непринужденно, даже залихватски исполняли и классику, и джазовые пьесы, проявляя невиданную выдумку. Как они играли! Боже! Фейерверк! Но как при этом улыбались, с какой любовью друг на друга смотрели! Физик вышел из зала потрясенным. Но и задумчивым. Вселенная — веселый инструмент.