Фантомный бес

Сама жизнь пишет это за нас.

А кто мы? Неужели только наблюдатели?

Эпилог

Трамвай

(Сон Олега)

Трамвай на краю дачного поселка появлялся ночью, обычно с пятницы на субботу. Он словно бы, чуть извиваясь, полз по траве. Ни рельсы, ни колеса ему не были нужны. Два вагона. Первый — мертвый, из металла и стекла. Второй был похож на большого желто-болотного, с багровыми вкраплениями, жука из хитина, фасеточных глаз и подсыхающей жижи. Но двери и окна — в виде темных провалов — в этом хитиновом устройстве были. В мертвый, жестко-звонкий вагон садиться было не страшно, а вот ступить на подножку второго, живого, за тобою словно бы сотней глаз следящего — сил не было.

Тощий, костистый человек в просторном светло-сером двубортном пиджаке сидел в плетеном креслице возле худенького дощатого столика, чьи ножки утопали в мелкой, рожденной недавним дождем лужице, в которой плыли облака. И казалось, что сам столик парит над облаками. Человек надевал старые круглые очки и с интересом смотрел себе под ноги, разглядывая небо там, внизу. Насмотревшись, он снимал эти очки с сильно закругленными дужками, клал их на стол и внимательно смотрел на меня. Лицо его вовсе не было страшным. Ну, совершенно не было страшным.

— Присаживайся, я расскажу тебе, как это было, — говорил он и для солидности вновь надевал очки. — А было это с тем парнем, которого ты не знал, хотя думал, что знаешь. Вероятно, ты помнишь, его звали Олег. Он занимался математикой, но всю жизнь мечтал рисовать.

От платформы до дачи, где на лето он снимал угол, было минут двадцать ходу. Минуя две длинных молчаливых дачных улицы, Олег подходил к заветной калитке, а дальше шагал по посыпанной песком дорожке, обсаженной пряно пахнущими флоксами. К глухой задней стороне двухэтажного дачного дома была пристроена ажурная лестница, по которой он поднимался на крытую терраску с маленькой комнатой, в которой помещались только железная кровать и табурет в изголовье. В этой части дома он был совершенно один. На крохотной террасе стоял венский стул и столик с одной тумбой, в которой Олег прятал несколько книг, бутылку семилетнего коньяка «Двин» и коробку тонких кубинских сигар «Хозе Хенер» по тридцать пять копеек штука. А еще в тумбе лежали альбом для рисования и несколько карандашей. Бывало, Олега одолевали какие-то видения. Тогда он брал карандаш и пытался изобразить их на бумаге. Получалось не очень, но Олега словно что-то отпускало. Да и альбом заполнялся. Пусть ерундой, но все же…

В комнате под кроватью Олег держал тульскую двустволку и две коробки патронов. Ружье это отдал ему на хранение его друг, вечный студент-медик и начинающий поэт Сашка Брудный, который будто бы собирался получить охотничий билет и осенью вместе с Олегом ходить на уток. Но сам Олег об этом и не вспоминал. Куря сигару, он по обыкновению думал о ней. О той, что осталась в Москве или уехала с родителями на свою дачу где-то за Барвихой. Или с друзьями на море. Хорошо бы как-нибудь пригласить ее сюда. Ненавязчиво так, словно мимоходом, обронить: ты заглянула бы, что ли? Места, знаешь, какие! Нет, она не поедет. Места она всякие видела. Ну а вдруг?

Трамвай бесшумно выплывал из-за дальнего покосившегося забора, где разрослись кусты малины и смородины, и застывал на песчаной лысине, на край которой сбегала лесенка мансарды. Случалось это обычно ближе к третьему часу ночи, когда дежурная сигара была уже выкурена и все на той, чуждой части дачи, уверенно дрыхли. Олег откладывал книгу, «Нравственные письма к Луцилию», «Исповедь» Августина или там какие-нибудь «Кентерберийские рассказы» Чосера, вставал, спускался по ступенькам на цыпочках, словно в замедленном танце, и заставлял себя, до конца не теряя присутствия духа, смотреть на плавно тормозящий и призывно открывающий двери поезд из двух вагонов. Передний вагон еще было можно как-то разглядеть, задний почти целиком был укутан ночною тьмой. Трамвай, чуть извиваясь, полз из кустов. Олег стоял и смотрел. Текли минуты. Трамвай вздрагивал и медленно уползал.

В одну из темных августовских ночей вагоны прибыли ровно в два часа. Олег тихонько, без скрипа, отворил дверь своей каморки и привычно спустился вниз. Двери переднего были открыты, в полнакала горели лампы. На второй вагон Олег старался не смотреть. Почему этого делать не нужно, он не знал, но холодное ощущение запрета жило в нем. На этот раз он решился сесть в поданный ему транспорт. Почему-то он знал, что это можно или даже нужно сделать.