Я могу пойти еще дальше и спросить: возможно ли, что люди находят такие необычные таланты — будь то музыка, поэзия, рисунок или математика — сексуально привлекательными главным образом потому, что они служат внешне видимым признаком гигантского мозга? Подобно тому, как большой, переливающийся хвост павлина или размер величественных бивней слона представляют собой «правдивую рекламу» здоровья животного, так и способность человека напеть мелодию или сочинить сонет может быть маркером незаурядного мозга. («Правдивость в рекламе» может играть важную роль при выборе партнера для спаривания. На самом деле, Ричард Докинз предположил, полушутя-полусерьезно, что размер и сила эрекции у мужчины могут быть показателями общего состояния здоровья.)
Данная цепочка рассуждений открывает перед человечеством захватывающие возможности. Например, можно ввести гормоны или морфогены в мозг человеческого плода или младенца и тем самым искусственно увеличить размер мозга. Это приведет к появлению гениев со сверхчеловеческими талантами? Излишне говорить, что эксперимент был бы неэтичным, но у некоего безумного ученого может возникнуть соблазн попробовать его на человекообразных обезьянах. Если так, увидим ли мы внезапный расцвет экстраординарных умственных способностей? Можно ли ускорить темпы обезьяньей эволюции путем сочетания генной инженерии, гормонального вмешательства и искусственного отбора?
Мое основное объяснение савантизма — увеличение некоторых специализированных участков за счет других — не обязательно соответствует истине. Но даже если я прав, имейте в виду, что никакой савант не станет Пикассо или Эйнштейном. Чтобы быть истинным гением, нужны другие способности, а не только изолированные островки таланта. Большинство савантов не являются истинно креативными. Если вы посмотрите на рисунок Надии, вы увидите руку гениального художника[119]
, но среди математических и музыкальных савантов нет таких примеров. У них отсутствует главное — невыразимое качество, которое называется творчеством и которое сталкивает нас лицом к лицу с самой сущностью того, что значит быть человеком. Некоторые утверждают, будто креативность — всего-навсего способность случайным образом связать, казалось бы, несвязанные идеи, но, конечно же, этого недостаточно. Пресловутая обезьяна с пишущей машинкой в конечном итоге сочинит пьесу Шекспира, но чтобы выдать одно-единственное вразумительное предложение, ей понадобится миллиард жизней, не говоря уже о сонете или пьесе.Не так давно, когда я рассказал одному коллеге о моем интересе к креативности, он повторил заезженный аргумент, будто мы просто перетасовываем идеи в голове, составляя случайные комбинации, пока не наткнемся на эстетически приятные. Тогда я попросил его «перетасовать» кое-какие такие идеи и слова и придумать хотя бы одну выразительную метафору для выражения «доводить до нелепых крайностей». Он почесал макушку и через полчаса признался, что не может придумать ничего оригинального (несмотря на его очень высокий словесный IQ, я должен заметить). Я указал ему, что Шекспир втиснул в одно предложение сразу пять таких метафор:
Звучит достаточно просто, верно? Но как так получилось, что нечто подобное пришло в голову только Шекспиру и больше никому? Те же самые слова есть в распоряжении каждого из нас. Нет ничего сложного или мистического в идее, которая этими словами выражена. Стоит нам услышать объяснение, как она становится кристально ясной и обретает это универсальное «почему я не подумал об этом?» качество, которое характеризует самые прекрасные и креативные прозрения. Но мы с вами никогда не придумаем столь же изящный набор метафор, беспорядочно перетасовывая слова в наших умах. Чего же нам не хватает? Творческой искры гения — черты, которая до сих пор остается такой же загадочной для нас, какой она была для Уоллеса. Неудивительно, что он был вынужден сослаться на божественное вмешательство.
Глава 10. Женщина, которая умерла от смеха
Всевышний — это комедиант, выступающий перед публикой, которая боится смеяться.
Бог — хакер.