Разновидность патологического смеха, жертвами которой стали Уилли и Рут, встречается редко; в медицинской литературе описано лишь несколько десятков таких случаев. Но если собрать их вместе, становится очевиден поразительный факт. Аномальная активность или повреждение, из-за которых люди начинают хихикать, почти всегда локализованы в лимбической системе — совокупности структур, включающей гипоталамус, сосцевидные тела и поясную извилину и участвующей в формировании эмоций (см. рис. 8.1). Учитывая сложность смеха и его бесконечные культурные обертоны, я нахожу интригующим, что за этим феноменом стоит относительно небольшой кластер структур мозга — своего рода «нейронная цепь смеха».
Однако местонахождение такой цепи ничего не говорит нам о том, почему существует смех или какова его биологическая функция. (Вы не можете сказать, что смех развился потому, что смеяться приятно. Это все равно что сказать: «Секс существует потому, что заниматься сексом приятно», хотя на самом деле следует сказать: «Заниматься сексом приятно потому, что это должно мотивировать нас распространять наши гены».) Знание о том, почему данный конкретный признак появился в процессе эволюции (будь то зевота, смех, плач или танцы), абсолютно необходимо для понимания его биологической функции, и все же этот вопрос редко задают неврологи, которые изучают пациентов с поражениями мозга. Это поистине удивительно, учитывая, что мозг сформировался в процессе естественного отбора подобно любому другому органу в нашем организме, такому как почки, печень или поджелудочная железа.
К счастью, сегодня ситуация начинает меняться, отчасти благодаря «эволюционной психологии» — новой дисциплине, о которой я упоминал в предыдущей главе[122]
. Основной принцип этой противоречивой науки гласит, что многие характерные аспекты человеческого поведения опосредуются специализированными модулями (психическими органами), которые были сформированы в результате естественного отбора. Пока наши плейстоценовые предки бродили по древним саваннам, их мозг придумывал эффективные решения для их повседневных проблем, включая распознавание родни, поиск здоровых половых партнеров и отвращение к дурно пахнущей пище.Например, эволюционные психологи утверждают, что отвращению к фекалиям вас научили отнюдь не родители; по всей вероятности, оно изначально «запрограммировано» в вашем мозге. Так как фекалии могут содержать бактерии и паразитов, древние гоминиды, у которых наличествовали гены «отвращения к фекалиям», выжили и передали эти гены потомкам, тогда как те, у кого таких генов не было, исчезли с лица земли (в отличие от навозных жуков, которые, вероятно, находят аромат фекалий в высшей степени притягательным). Кстати, данная идея объясняет, почему фекалии, инфицированные холерным вибрионом, сальмонеллой или шигеллами, пахнут особенно неприятно[123]
.Эволюционная психология — одна из тех дисциплин, которые вызывают к себе двоякое отношение. Вы либо за нее, либо яростно против (включая энергичное размахивание руками и презрительное фырканье за спиной ее представителей). Аналогичным образом мир делится на сторонников нативизма (гены решают все) и сторонников эмпиризма (мозг — чистый лист; все остальное впоследствии определяется окружающей средой, включая культуру). Однако, как оказалось, настоящий мозг намного сложнее, чем подразумевается вышеупомянутыми простыми дихотомиями. Для некоторых признаков — и я рискну утверждать, что смех один из них — эволюционная перспектива является ключевой и помогает объяснить, почему специализированная цепь смеха вообще существует. Для других признаков данный подход — пустая трата времени (как мы отмечали в главе 9, полагать, будто существуют гены или психические органы для приготовления пищи, просто глупо, хотя приготовление пищи характерно для всего человечества как вида).