Фантомы мозга

Но почему смех? Почему этот взрывной, повторяющийся звук? Теория Фрейда, что смех снимает внутреннее напряжение, не имеет особого смысла в отрыве от сложной и, надо сказать, весьма надуманной гидравлической метафоры. Известно, что вода, скапливающаяся в системе труб, всегда будет течь по пути наименьшего сопротивления — именно на этом принципе построена система предохранительных клапанов (при слишком большом давлении клапан открывается). Смех, утверждал Фрейд, представляет собой аналогичный предохранительный клапан, позволяющий выпустить излишек психической энергии (что бы это ни значило). Лично для меня такое «объяснение» не работает; оно относится к классу объяснений, которые Питер Медавар называл «анальгетиками»: они «притупляют боль от непонимания, но не устраняют причину».

С другой стороны, для этолога любая стереотипная вокализация почти всегда подразумевает, что организм пытается что-то сообщить другим организмам в своей социальной группе. Что же это может быть в случае смеха? На мой взгляд, основной целью смеха может быть предупреждение других членов в социальной группе (обычно родственников), что обнаруженная аномалия тривиальна — мол, беспокоиться не о чем, все в порядке. Смеющийся человек, по сути, объявляет о том, что тревога ложная; что остальным не нужно тратить драгоценную энергию и ресурсы, реагируя на несуществующую угрозу[125]. Кроме того, это объясняет, почему смех известен свой невероятной заразительностью: ценность любого такого сигнала будет усиливаться по мере распространения внутри социальной группы.

Данная «теория ложной тревоги» может объяснить даже грубые шутки. Предположим, вы наблюдаете за мужчиной — желательно тучным и важным — который идет по улице и внезапно поскальзывается на банановой кожуре. Если при падении он ударится о край тротуара и разобьет себе голову, вы не станете смеяться, поскольку увидите кровь; вы броситесь к нему на подмогу или к ближайшему телефону-автомату, чтобы вызвать «скорую». Но если он встанет сам, невозмутимо смахнет остатки мякоти с лица и продолжит путь, вы, вероятно, рассмеетесь, тем самым дав понять окружающим, что их помощь не требуется. Конечно, когда мы наблюдаем за злоключениями Лорела и Харди или мистера Бина, мы более терпимо относимся к «настоящим» травмам: и вы, и я прекрасно понимаем, что это кино.

Хотя вышеописанная модель объясняет эволюционное происхождение смеха, она отнюдь не проливает свет на все функции юмора в современном мире. Однако как только некий механизм установился, его можно легко использовать для других целей. (Это распространенное явление в эволюции. Перья птиц изначально возникли для обеспечения теплоизоляции, но позже были приспособлены для полетов.) Возможность переосмысливать события в свете новой информации, вероятно, совершенствовалась из поколения в поколение, пока не позволила людям играючи сопоставлять более глобальные идеи или концепции — иначе говоря, быть креативными. Данная способность рассматривать знакомые идеи с новых точек зрения (важный элемент юмора) — своеобразное противоядие от консервативного мышления и катализатор креативности. Таким образом, смех и юмор могут быть генеральной репетицией творческого подхода. Если так оно и есть, то, возможно, шутки, каламбуры и другие формы юмора следует изучать уже в начальной школе как часть официальной учебной программы[126].

Хотя эти предположения помогают объяснить логическую структуру юмора, они ничего не говорят нам о том, почему юмор иногда используется как механизм психологической защиты. Совпадение ли, что непропорциональное количество шуток связаны с потенциально тревожными темами, такими как смерть или секс? Одна из возможностей заключается в том, что шутки — это попытка тривиализовать волнующие аномалии, притворившись, будто они не имеют значения; другими словами, вы пытаетесь унять беспокойство, запустив собственный механизм ложной тревоги. Выходит, черта, которая изначально развилась для успокоения других членов социальной группы, теперь интернализируется для совладания с истинно стрессовыми ситуациями и может проявляться в виде так называемого нервного смеха. Следовательно, даже такое таинственное явление, как «нервный смех», начинает иметь смысл в свете некоторых эволюционных идей, которые мы обсуждаем в данной главе.

Улыбка, вероятно, имеет схожее эволюционное происхождение как «более слабая» форма смеха. Предположим, к вашему предку-примату приближается другой примат. Как поступит ваш предок? Скорее всего, он обнажит клыки в угрожающей гримасе, справедливо полагая, что большинство незнакомцев — потенциальные враги. Однако, как только он узнает в надвигающейся фигуре «друга» или «родственника», гримаса трансформируется в улыбку. Очевидно, эта улыбка со временем превратилась в ритуализированное приветствие: «Я знаю, что ты не представляешь угрозы, и я отвечаю взаимностью». Таким образом, в моей схеме улыбка — это прерванная ориентировочная реакция, такая же как смех[127].

* * *