— Прости, — помрачнел Вихтерев. — Ты была идеальной наживкой. Демьян сам присматривался к тебе, но уже точно знал, что твоя искренность и сила нам помогут.
— Вот почему он позволил только к нему ходить на сеансы, — новая правда ранила.
— Мил, ты можешь ненавидеть Демьяна, но тогда и меня нужно ненавидеть. Все, что случилось, по большому счету из-за меня и моего проступка.
— Так и есть, — согласилась отстраненно. — Но именно Градов меня подкладывал, подставлял, бросал, вынуждал…
— Это грубо, но… Тебе сложно представить его чувства, невозможно встать на его сторону и посмотреть на дело его глазами. Знаю точно, Демьян пытался избавиться от одержимости тобой, а когда она стала невыносимой — делал тебе больно, желая порвать то, что между вами зарождалось и крепло. Да, он жестоко поступал, не хочу его выгораживать, но ты феноменальный случай, с которым никогда никто до Градова не сталкивался. Конечно, он не желал верить в вашу обоюдную связь. И чем больше тебя отталкивал, тем больше увязал в болоте под названием «чувства».
— Я не просила быть со мной, я молила, чтобы он меня оставил…
— Это и покорило его. Простая женщина с удивительной душевной глубиной и силой духа. Ты сопротивлялась как никто.
У меня дар речи пропал. Это я-то сопротивлялась? Точно корова на убой шла, куда указывали!
— Дала отпор на испытании, заставила ощутить себя слабее, чем он был. Любовь к детям, жажда сохранить смехотворный брак. И еще прибавь вечное стремление Градова хоть как-то утолить плотское желание, которое с каждым днем становилось все сильнее и сильнее. Да он выл на луну, мечтая тебя заполучить, но боролся со зверем. Зря? Конечно, но таков Демьян. Он был уверен, что остановить Шлему куда важнее собственного «хочу», но при этом делал отчаянные попытки вывести тебя из игры. И не одну. Долгое време не приближался к тебе, оставил в деревне, в больнице, а множественные приставания по ходу выбора будущего мужа… Если твой зверь просто мечется, не зная, что делать и как заполучить желаемое, то его тварь умеючи терзает хозяина изнури, выворачивает душу наизнанку, делая из него первобытное существо. Толкает на отчаянные поступки и даже откровенные изуверства и насилия. Когда Градов бросался зверем, рычал, знай, в какие-то моменты, он был готов признаться или просто применить силу воздействия.
— Но не сделал…
— Возможно, этим он и смог окончательно подсадить на крючок Шлему. Его мытарства привели к тому, что Эпштейн уверился в мысли, насколько ты важна Демьяну, а твои страдания и смерть станут лучшей местью…
— За нити дергаю я… — пришла на ум фраза из сна.
— Что? — переспросил Роберт.
— Чтобы ты не делала, помни, за нити дергаю я! — продекларировала сухо. — Это мне сказал Демьян… во сне.
— Вы до сих пор общаетесь ментально?
— Нет. Но когда Градову нужно, он знает, как мне об этом сообщить! А почему он не мог применить силу и вынудить Шлему признаться? — ушла от неудобного вопроса в нужном мне направлении.
— Подчинить чистокровного? Градов может подавить физически, но повлиять на разум сильного существа нет… Да и оснований не было. До тебя Шлема вел обычный образ жизни. Ну шлюх иногда заказывал, несколько романов завел, с фантош позабавился и то по работе, и конечно много трудился. Из ряда вон выходящее было его пристрастие к грязному сексу и садистским наклонностям. Только нас не касаются деяния против людей. Этим должны заниматься ваши власти. К тому же он чистокровный, а без веских доказательств его трясти нельзя. Интуиция, конечно, здорово, но Демьян старательно выжидал, когда сможет прижучить подонка.
— Он мстил за любовь! — не защищала — напомнила. — Так что кто из вас больший подонок, еще надо разобраться.
— Ты права, — помрачнел сильнее Роберт. — Мы такие же твари, как и он, просто защищаем свой огород и не пытаемся залезть в чужой.
— Неправда, — отрезала ровно. — Демьян влез в мой огород. Хладнокровно уничтожил, чем я дорожила: вспахал мои земли, разрушил, что упорно возводила, а что хуже, заразил собой, зародив во мне семя! Но знаешь, что самое мерзкое сейчас слышать, — вопрос был риторический. Вихтерев благоразумно молчал, поэтому продолжила: — что мной можно было управлять и помыкать, а чистокровным нельзя.
— Таковы законы!
— Законы, — пробормотала с горечью. — Когда-то Градов мне говорил, что живет по собственным законам. Что учитывает лишь то, что ему важно и дорого. Жаль, я вечно была вне правил и важности.
— Мил, он пытался выиграть…
— При этом бесчестно помыкая мной!
— Пойми, — аргументы Роберту явно давались с трудом, — за Шлемой стоят большие люди. Сделай Демьян что-то против, без веских доказательств, твою семью и друзей уже никто не смог бы защитить, а ты сама просила спасти детей. Градов ко всему прочему подумал еще и о твоих родителях, и о подруге с ребенком.
— Любе? — уточнила хмуро.
— Да. Думаешь, случись что, они бы остались в живых?! Демьян искал выход, и самым приемлемым было то, что сделал.
— Самым приемлемым было не трогать меня и жить своей жизнью.