— Все, я поняла, прости! — решила закончить бессмысленный спор. Вихтерев был прав, а я просто хотела скрыть, что бродила во сне.
— Ну и где ты гуляла? — чуть смягчился врач, продолжая стоять возле койки.
— По этажам… — отозвалась размыто. — Читала надписи, а потом встретила медсестру возле реанимации и она меня взялась доставить в палату.
— Реанимация? — сощурился Роберт. — Ты была там?
— Внутрь не входила, но дверь видела. А что? — теперь уже я нахмурилась.
— Да так, — неопределенно мотнул головой Вихтерев. — Ничего, спи! — пальцем пригрозил. — А не то снотворным буду пичкать.
— Не, не надо, — деланно напугалась. — Спать, так спать!
Врач уже было вышел, как я позвала:
— Роберт?
— Что, — обернулся.
— Пусти ко мне завтра детей, прошу…
— Посмотрю, как будешь себя вести, — усмехнулся.
— А ты знаешь, что я имею право отказаться от лечения? — напомнила заумно.
— Ага, а я могу тебя упечь на принудительное, уж поверь, найду за что…
— Злой ты, — надула губы. — А говорил, что друг.
— Потому и друг, — осадил Роберт и демонстративно закрыл дверь.
С утра меня ожидала масса процедур и различных исследований. Вихтерев не отходил ни на шаг и все контролировал.
— А тебе не нужно к другим пациентам? — вскинула удивленно брови, уже злясь такой гиперопеке.
— Ты мой главный пациент! — отрезал ровно Роберт.
— Но я не настолько слаба и больна.
— Ты уникальна. Глаз не спущу! — заявил безапелляционно, и я от безнадежности закрыла рот.
УЗИ и прочие анализы, показали, что со мной все отлично. Плода правда еще никто не видел, рановато для человеческих методов, Роберта успокоило, что кровотечение закончилось, а мои феромоны говорили, что зародыш во мне. Да и теперь я сама начала ощущать легкие вибрации, которые до сего момента не чувствовала. Робкие изменения: приятное тепло и нечеловеческая нежность, нечто такое, что невозможно передать словами, и оно наполняло… Меня обуревало столько эмоций, что я готова была любить весь свет!
А что хуже — простить…
После обеда вся извелась в ожидании детей, и когда дверь открылась и в палату ворвалась моя любимая вьюжка, даже мир вокруг стал светлее. Илья вошел, как обычно, спокойно, но не скрывая радости.
Златка запрыгнула на койку и принялась меня целовать. Ильюха устроился по другую сторону и только предостерегающее: «Кх, кх», — заставило нас перестать шуметь.
— Злата, Илья, — чинно напомнил Роберт, стоя на пороге: — Помните, маме нельзя волноваться, и нежелательно тяжести поднимать. Поэтому, оставляю вас одних, но надеюсь на вашу благоразумность, — это уже было обращено ко мне. Я горячо кивнула:
— Конечно!
Несколько часов пролетели словно мгновение. Дети трещали наперебой, рассказывая, как живут со Светланой Георгиевной и Святославом; как в школу ходят; как гуляют с охранниками и как Святка без репетиторов с ними занимается.
— Мамочка, — хлопала огромными глазами доча. — Он такой умный… — ее щечки алели, выдавая волнение и восхищение.
— Ага, — поддакнул Илья, хотя за ним не виделось хвалить других. — Прикинь, он даже программу моего класса делает на раз, хотя на год младше.
— Он нам помогает, — улыбалась Злата.
Я переводила взгляд то с дочи на сына, то обратно. Глупо улыбалась просто от счастья, что они рядом, но разумный вопрос все же сорвался с языка;
— Стойте, я дядя Демьян где?
— Ой, — приложила ладошку к губам Злата и испуганно уставилась на брата. Илья тоже заметно побледнел, его глаза растерянно забегали:
— Да он…
— Он немного занят, — нарушил нашу беседу Вихтерев, заглядывая в палату. — На сегодня посещение пора заканчивать, — вошел и остановился напротив койки: — Детвора, — посмотрел на каждого, давая понять, что пора собираться, — Дима и Виктор вас ждут в коридоре. Если будете послушными, завтра разрешу еще раз приехать.
Злата и Илья спешно засобирались, но воздух был накален. Что-то случилось, и я это остро ощутила.
— Роберт, — остановила врача, когда он уже одной ногой был в коридоре. Ребята уже вышли, перед этим меня смачно расцеловав. — Ты от меня что-то скрываешь?
— Нет, — уверенно мотнул головой врач. — Но я точно запомнил, что ты не хочешь говорить о Демьяне. Поэтому и старательно придерживаюсь этой просьбы.
— Угу, — кивнула уже своим мыслям. Неспокойным, удушливым, маятным.
Только Вихтерев покинул палату, закрыла глаза. Мне было больно в душе, а сердце билось слишком часто и громко. Возможно, распереживалась из-за прихода детей, а может и нет…
Додумать не успела, дверь тихо отворилась и в палату тенью проник сын Градова.
— Свят, — выдохнула обрадовано и в то же время изумленно. — Как ты?.. Откуда? — не могла организовать поток мыслей.
Мальчик остался в дверях. Насупленный и хмурый:
— Вы к нам больше не вернетесь? — пробормотал, пиля серьезным взглядом и подпирая спиной стену.
— Все сложно, — промямлила, не зная, как говорить настолько душевную тему с парнем, к которому испытывала искренне теплые чувства.
— Вы его никогда не простите?