Подошел Громыхало, его глаза проследили, как Брунгильда легко пошла по мраморным ступенькам, ведомая слугой.
— Ее сразу приняли как хозяйку, — сказал он с удивлением. — Что-то в ней есть!..
— Наверное, — пробормотал Фарамунд. — Злая только слишком...
— Злая? — удивился Громыхало. — Да она — ангел! Все в нее сразу влюбились!.. Правда, это ангел с зубками... Ха-ха! Недаром и прозвище — Белозубая...
— Она свои зубки пускает в ход слишком часто, — сказал Фарамунд. — Ладно, ветер с севера, вот-вот снег пойдет так, что завалит все дороги. Но сейчас, пока земля подсохла, нам можно вернуться к передним войскам.
Громыхало удивился:
— Ты не собираешься перезимовать здесь? С молодой женой?
— Как у нас с запасами? — спросил Фарамунд, игнорируя вопрос. — Теперь все не так просто. Уже не пограбишь, вокруг свои. Если мяса мало, пошли людей в лес. Когда подъезжали к бургу, спугнули стадо свиней голов в полсотни! А вчера нам дорогу перешло стадо оленей в двадцать голов. Рыбу можно ловить круглый год...
Громыхало покачал головой:
— Всего хватает. Потратиться, правда, пришлось... Не понимаю, зачем было платить, если можно отнять? Но платили, как ты и приказал.
— Голодные уйдут от нас, — буркнул Фарамунд. — А я хочу, чтобы от других уходили ко мне.
— Как скажешь. Будем укреплять город?
— Зачем?
Громыхало пожал плечами:
— Теперь Римбург становится самым главным городом франков. Сюда будут нацелены основные удары. Но если надстроить и укрепить городскую стену... мы ее малость порушили, то захватить нас будет не просто. Если же с каменными башнями, бойницами... Понадобится целая армия. А пока армию соберут, то и мы успеем собрать не меньше.
Фарамунд развел руками:
— Ты прав, прав. Но кто сказал, что мы будем сидеть здесь?.. Как только растает снег, и земля чуть подсохнет, мы двинемся вслед за птицами. Нет, навстречу тем нашим птицам, что улетали в теплые края! Посмотрим, что там такое необыкновенное...
В голосе его прозвучала боль. Громыхало отвел глаза, сопел сочувствующе. Все знали, что в южные земли хотела попасть Лютеция, там у нее родня, и Фарамунд неистово собирал войска, чтобы проложить для нее дорогу... Но, наверное, тяга к дальним землям остается в человеке...
— Хорошо, — сказал Громыхало деловито, — но и зимой не придется дремать... Совсем рядом бург Теодидриха, который мы обошли, а там собралось много отважных воинов. Они нам не присягнули! Стоит нам удалить еще хоть десяток воинов из Римбурга, они тут же опрокинут нас. Еще за рекой, примерно в трех конных переходах начинаются земли кимвра Фридриха. У него и крепость надежная, и людей много. К тому же он в родстве с Менгесом и Тердлихом, а с Родериком в большой дружбе. Тот всегда пришлет ему на помощь хоть конницу, хоть даст пешее войско. Еще нельзя спускать глаз с Дидриха Отважного...
Фарамунд отмахнулся:
— Со всеми управимся. А сейчас у меня дела поважнее. Или — понеотложнее.
Он отвернулся, чтобы не видеть, как в глазах Громыхало появляется выражение понимания, хотя оба думали о разном.
Или не о разном?
Громыхало спохватился:
— Что мы тут застряли посреди двора? Твоя жена уже наверняка хозяйничает... Видел, как за ней побежала челядь? В нее уже все влюблены с первого взгляда.
— Перестань, — поморщился Фарамунд. — Что ты твердишь одно и то же? Сам говорил, что нужно было укрепить положение династическим браком. Заодно снискали симпатии южных франков... Если они еще где-то уцелели!
Громыхало кивал, соглашался, затем брякнул:
— Да, ради нее стоило завоевывать земли!.. Она — настоящее сокровище.
Фарамунд бросил досадливо:
— Не понимаешь...
Но сам чувствовал, что его слова прозвучали неубедительно. Да и в голосе недоставало привычной твердости.
Факелы ровно освещали коридоры, и всюду, где они проходили, вооруженные люди, как заметила Брунгильда, салютовали Фарамунду. Раньше, как она знали, среди франков этого не делали. Этот воинственный рекс придумывает и вводит новые ритуалы... Или же, воюя с римлянами, незаметно перенимает их обычаи.
Посреди зала полыхал огромный костер. Очаг был сложен из массивных камней, среди которых попадались даже с фрагментами барельефов. Перед огнем на широкой лавке сидел старик с белыми редкими волосами и бритым подбородком с седой щетиной. Руки помешивали длинным железным прутом угли, шагов рекса по глухоте не услышал.
Фарамунд только двинул бровью, старик поднялся и уковылял с непристойной для старости поспешностью. Фарамунд опустился на его место. Брунгильда устремила на человека, не предложившего ей сесть, взгляд холодных глаз, но Фарамунд, ничего не замечая, с наслаждением стягивал сапоги, от них сразу пошел пар, поставил на край очага. От подернутых пеплом углей шло сильное сухое тепло.
Однако даже стоя, Брунгильда выглядела повелительницей, а он всего лишь жалким человеком, выказавшим усталость в присутствии женщины. Она не спускала с него холодного взора ясных чистых глаз. Голос ее прозвучал нейтрально:
— Где мне отведена комната, мой господин? Или я должна постоянно находиться в твоей спальне?