Фарамунд пустил коня в галоп. Сзади загремела земля, Вехульд отпрыгнул, мимо пронеслась грохочущая лавина. Под копытами страшно кричали умирающие.
Копыта коня Фарамунда простучали по плитам раньше, чем створки ворот ударились о каменные стены. Почти не отставая, за ним несся Громыхало, а Вехульд согнал кого-то с коня, прыгнул в седло. По ту сторону ворот площадь была покрыта павшими настолько плотно, что не было видно каменных плит, а кровь не успевала впитываться в щели. Кони пронеслись, разбрызгивая кровь, словно мчались по мелководью.
— Вперед! — крикнул Фарамунд. — Осталось захватить главное здание!
Они мчались как трое зубров, от них разбегались устрашенные защитники крепости. Массивная дверь явно заперта, но городские врата были покрепче, все разобьем, всех одолеем...
Внезапно площадь сразу сузилась, в узкой улочке шагах в полусотне застыли в мрачном ожидании два ряда легионеров. При виде скачущих франков, быстро опустились на колени, выставили длинные копья.
Фарамунд осадил коня, гаркнул зло:
— Постойте пока там!..
Справа и слева разом оказались морды храпящих коней. Одни всадники поднимали их на дыбы, намереваясь бросить на ровную стену, и пусть гибель, зато слава, а друзья вломятся в пробитую его телом брешь, другие торопливо осыпали легионеров стрелами. Те щелкали по щитам и шлемам, бессильно отскакивали.
Фарамунд бросил:
— Выбьем дверь в это здание! А там с крыши можно перебить этих дураков, не прищемив себе и пальца!
Он соскочил с коня, за ним несколько человек прыгнули на землю и бросились к дверям. Громыхало держался рядом, вдруг вскрикнул, сильно отпихнул Фарамунда. Сверху рухнуло нечто серое, массивное. Послышался хруст. Фарамунд остановившимися глазами смотрел на Громыхало, придавленного к земле огромным мельничным жерновом. Жернов, который расплескал бы пятерых по каменным плитам двора, ему лишь разбил страшно голову и раздавил правую сторону груди.
Сверху раздался торжествующий крик. Две женщины, старая и молодая, приплясывали на втором этаже галереи. Перила были сломаны сброшенным ими жерновом.
Фарамунд попытался поддеть жернов, сверху звонко стучало. Это Вехульд прикрывал его щитом. Громыхало с трудом поднял залитую кровью руку:
— Фарамунд... поскорее убей меня!
— Ты что? — огрызнулся Фарамунд. — Подожди чуть. Сейчас я... ого, какой тяжелый!.. Сейчас прибегут лекари...
Жернов откатился в сторону. Вскрикнул Вехульд, одна из стрел пробила доспехи на плече, другая воткнулась в руку.
— Дур... рак, — прохрипел Громыхало, — я умираю... Убей меня мечом... чтобы не сказали потом... что меня убила женщина...
Кровь хлынула из его рта таким бурным потоком, что залила и без того красную грудь, побежала по плитам, не успевая впитываться в щели. Глаза старого воина смотрели умоляюще.
Стиснув зубы, Фарамунд ударил гиганта мечом под левое нижнее ребро. Руку дернуло, словно зверь в глубине широкой грудной клетки ухватил лезвие зубами и пытался грызть: это лезвие достигло огромного сердца, что все еще бурно качало кровь, не понимая, почему приходит все меньше.
В глазах Громыхало он прочел любовь и благодарность. Блестящие глаза героя смотрели почти весело. Жизнь он завершал достойно и красиво...
Набежали воины, с размаха ударили окованным бревном. Дверь от страшного толчка разлетелась в щепы. В темный пролом, где тускло блестели на стенах факелы, врывались рассвирепевшие франки.
Фарамунд, стиснув зубы, все поддерживал голову старого друга. Теплая кровь бежала из ран, плиты залило. Из дома раздался пронзительный женский крик.
— Не убивать! — крикнул Фарамунд вбегающим в дом воинам. — Живыми посадим на колья!.. Я этот город... этот город...
Часом позже, шатаясь в седле от горя и ярости, он медленно ехал через Помпеум. Дома уже догорали, но черные от копоти остовы стояли нерушимо. Всюду стоял плач, крики, стоны. Всех захваченных мужчин перебили, только самых последних, спохватившись, сберегли для казни. Теперь на главной площади поставили три десятка кольев, на них корчились в жутких муках последние римляне Галлии.
С женщин сорвали одежды, согнали стадом на площадь, где в жутких муках умирали их мужья и братья. Молодых франки бросали тут же на плиты и жестоко насиловали, а если какая пыталась от бесчестья покончить с собой, той распарывали живот и с хохотом вытаскивали кишки.
На площадь выходило книгохранилище. Франки с победными песнями вытаскивали корзинами груды книг, вываливали в широкую лужу на краю площади. Один франк подобрал тяжелый молот и с мощным уханьем отбивал причинные места у мраморных статуй римских богов, утверждая тем самым торжество своих богов, могучими ударами сокрушил лица, отбил руки, а затем, разохотившись, расколол чужие идолы на блистающие осколки мрамора.
— Круши, — велел сквозь зубы Фарамунд. — Да поселятся здесь только призраки! Призраки и всякая нечисть, что прет из-под земли по ночам.