Фарамунд

Он пустил коня вверх по широкой мраморной лестнице. Белый мрамор был залит кровью. Она уже свернулась, скатывалась коричневыми комками. Множество отвратительных мух облепляло трупы на ступеньках. Огромные двери во дворец распахнуты настежь, конь осторожно переступил через труп крупного мужчины с разрубленной головой. Фарамунд слегка нагнулся в проеме, подковы звонко застучали по мозаичному мраморному полу.

Грузный пожилой человек висел, распятый на массивном деревянном панно. На полу растекалась лужа крови. Красные струйки медленно стекали по ногам, срывались на пол крупными каплями.

Фарамунд поморщился:

— Плохой из тебя палач... Чем больше вытекает крови, тем меньше он чувствует боль.

Голос дрогнул, перед глазами встало залитое кровью лицо Громыхало. Начинающий палач буркнул:

— Может, и плохой... Да только и он уже не тот... не тот железный римлянин.

— Готов говорить?

Палач вместо ответа захватил огромными клещами палец пленника. Стоны сменились воплем. Человек вскинул голову, лицо было безобразной кровавой маской. Клочья кожи свисали на грудь, из правой щеки сквозь глубокий порез смотрели зубы.

— Что... — прошамкал он разбитым ртом. — Что вы хотите... узнать... еще?

Палач кивнул на Фарамунда:

— Есть еще вопросы у нашего рекса.

— Кто? — спросил Фарамунд. — Кто предупредил?

Голос его был резким как удар кнута. Префект дернулся:

— Я уже сказал... где мое золото... Что вам еще?

— Кто-то предупредил, — сказал Фарамунд. — Я чую! Вы уже ждали нас!

— Просто... часовые... Мы всегда...

Палач и без кивка рекса быстро захватил пальцы другой руки в клещи. Там еще оставались три целых. На этот раз, наловчившись, он зажал только ногти, заметив, что в этом случае префект вопит громче, чем когда просто откусываешь пальцы.

Префект всхлипнул, в горле забулькало. Послышался едва слышный хруст, палач отпустил раздавленную фалангу пальца, захватил другую.

— Убейте... — услышал Фарамунд слабый голос. — Убейте... Во имя Христа... Во имя ваших богов...

— Кто? — повторил Фарамунд. — Я чувствую, что кто-то предупредил. Я захватил не один бург, но никогда у меня не было столько потерь. Кто-то за это поплатится!.. Если не скажешь, то будешь умирать очень медленно... Эй, приведете лекаря!.. Я не хочу, чтобы он умер. Теперь он будет умирать оч-ч-ч-чень долго.

Префект простонал:

— Если скажу... дашь быструю смерть?

— Обещаю.

— Нас, в самом деле... предупредили...

— Кто?

— Блестящий воин...

— Имя!

— Он не говорил...

Фарамунд сказал с угрозой:

— Ты не поверишь первому встречному. Я сам мог прислать его, чтобы ты и твои люди пару ночей провели без сна... А на третью, когда вы свалитесь с ног, я бы атаковал!

Префект прошептал:

— Да... Я потребовал дока... зательств... Он сказал, что его зовут Редьярд. Он двоюродный брат... твоей жены... Он знатен...

Фарамунд кивнул палачу. Тот быстро выхватил меч. Лезвие блеснуло тускло, послышался хрип, голова префекта упала на грудь. Кровь из разрубленного горла хлынула широкой струей.

К вечеру молодых женщин разобрали, увели, так и ни не позволив одной прикрыть наготу. Старух зарубили еще в домах, а здесь на площади проткнули копьями тех, на кого не отыскалось охотников. Фарамунд знал, что уцелевших некоторое время будут тащить за войском, а потом подурневших и уже ничего не соображающих, не чувствующих, оставят на очередном привале. Возможно, привязанными к деревьям, чтобы лесному зверью не пришлось за ними долго бегать.

Тревор сбросил плащ на руки оруженосца. Ступеньки затрещали под его весом. Брунгильда выбежала навстречу. В огромных расширенных глазах был страх и жадное нетерпение.

— Ты его отыскал?

— Здравствуй, моя девочка, — ответил он. — Сейчас я собью пыль, чуть промочу горло... Ну, перекусить бы тоже не мешало...

— Дядя! — вскричала она. — Я послала слуг разогреть мясо и принести самый большой кувшин вина, как только услышала стук подков твоего коня! Но пока мясо греется, скажи, ты хоть отыскал его?

— Да, — сказал Тревор довольно, — хотя это было нелегко. Он и здесь двигается как молния. Но по его следу всегда поднимается молодая поросль героев!

Когда накрыли стол, он жадно ел, запивал вином, снова хватал мясо и запихивал в рот, словно голодал пятеро суток. Зубы у него сохранились хоть и чуть сточенные, но крупные, как у коня, так что мясо исчезало как в бездне, а кости трещали, вылетали на середину стола мелкими сухими осколками.

— Дядя, — сказала она умоляюще. — Дядя!

Он вытер масляные губы тыльной стороной ладони, перевел дыхание.

— Ладно, ладно. Я сказал все. Он выслушал очень внимательно.

— И... и что ответил?

Тревор снова долго пил, вытирался, на этот раз Брунгильде почудилось, что дядя просто подбирает слова помягче.

— Он ответил, что... Брунгильда! Словом, он сказал, что если твой единственный визит на его ложе оказался таким успешным... что если ты сумела рассчитать все настолько точно, то ты наверняка рассчитала так же хорошо и остальное.

Она спросила помертвевшими губами:

— Что? Какое?.. О чем он говорит?

Тревор пожал плечами.