Фараон

Тут раздался крик Хармионы. Гефестион бросился вперед, закрывая царицу своим телом. Ирас скорчился за ложем, на котором лежало тело Антония. По лестнице спускался римский солдат, влезший в окно. Другие карабкались следом по стене при помощи веревок, их мечи и панцири звенели похоронным звоном.

Клеопатра не могла позволить этим солдафонам похваляться тем, что они убили или захватили в плен египетскую властительницу. Оттолкнув Гефестиона, она сунула руку под платье, нащупывая кинжал. Сделав глубокий вздох, она отвела руку подальше, чтобы удар вышел сильным и смертельным. Перед тем как нанести этот удар, она поймала взгляд Хармионы — взгляд, знакомый ей с детства. Как и сама Клеопатра, Хармиона быстро поняла, в чем дело: Октавиан, как обычно, замышлял предательство. Старуха едва заметно кивнула царице, словно говоря: «Да, именно это и нужно сделать».

Клеопатра приготовилась к смерти и изо всех сил нанесла удар прямо в уязвимую точку чуть ниже грудины. Но Гефестион перехватил ее запястье прежде, чем острие кинжала достигло цели. Клеопатра закричала, вне себя от этого предательства, а он притянул ее ближе, шепча: «Только живой может вести переговоры».

А затем римляне схватили ее, и громкий голос — Клеопатра узнала голос Прокулея — выкрикнул приказ: убедиться, что больше нигде на ней не спрятано ни оружия, ни сосуда с ядом, ничего, что может быть использовано как орудие убийства.

— Великий полководец хочет, чтобы она осталась жива, — сказал он и добавил специально для Клеопатры: — Он желает получить возможность явить свое милосердие царице.

Клеопатра отказалась от сопротивления. Она не даст им повода использовать против нее силу. Гефестион и Хармиона принимали плен со стоицизмом старых бойцов. Ирас тихонько плакал, когда ему связывали руки, и не сводил глаз с тела Антония, не желая покидать его. Одежда Клеопатры превратилась в лохмотья, грудь была разодрана в кровь острыми ногтями, глаза распухли и покраснели от слез, но все же она твердо встретила взгляд Прокулея.

— Предупреждаю, не смейте глумиться над телом императора. Я еще дышу, и я заставлю вас поплатиться.

Тот пристыженно опустил глаза — Клеопатра надеялась, что ему неприятен обман, задуманный Октавианом. Однако в тот момент ей было куда важнее другое: что станется с бренным телом Антония? Теперь император уже не мог защитить себя, и Клеопатра должна была проследить, чтобы его похоронили должным образом. Некогда она точно так же спорила со своим отцом за право достойного погребения для Архелая, мужа Береники.

Проходя мимо смертного ложа Антония, Клеопатра заметила, что римские солдаты держатся чуть поодаль от него и один из них — быть может, кто-то из тех, кто некогда шел за Антонием в бой? — прикрыл ладонью рот, словно подавляя плач по своему полководцу, ставшему жертвой предательства.

— Граждане Александрии, встаньте.

Октавиан стоял на высоком помосте, возведенном для того, чтобы он мог обратиться к населению завоеванного города. Помост возвышался посреди большого гимнасия, где цари, царевичи и греческая знать на протяжении сотен лет упражнялись в физическом совершенствовании.

Перед завоевателем на коленях стоял объятый ужасом народ, моля о жизни, о милосердии, обо всем, что он мог пожелать даровать им. Октавиан быстро пристрастился к этому зрелищу, к выражению покорности со стороны огромного числа людей. И начал наслаждаться выражением облегчения на этих испуганных лицах, когда он объявлял, что жизни их ничто не угрожает, что им позволено разойтись по домам, жить своей жизнью и умереть в собственных постелях от глубокой старости.

— Люди Александрии, не нужно бояться. Я навестил гробницу Александра, чей гений положил начало этому великолепному городу и кого жители этого города и всего остального мира называют Великим. И я рад сказать, что этот город не менее велик, нежели его основатель. Я покорен очарованием Александрии. И потому освобождаю всех ее жителей от какой-либо вины за недавнюю войну между вашей царицей и Римской империей. Добро пожаловать в дружеские объятия Рима!

Подхалим Арий, который повсюду таскался следом за Октавианом с той самой минуты, когда тот вошел в ворота Александрии, начал аплодировать, побуждая остальных последовать его примеру. Философ встретил Октавиана у восточных Солнечных Врат, напомнил ему о своем положении в греческой школе, которую Октавиан посещал в юности, и вознес «наследнику Цезаря» небывалые хвалы за победу над «угнетателем Марком Антонием». А ведь Клеопатра наверняка немало заплатила Арию за обучение незаконного сына Цезаря! Арий так стремительно отрекся от царицы и ее наследников, что Октавиан мысленно отметил: наверняка сей философ точно так же поносил бы и его, если бы обстоятельства сложились иначе.