Фараон

– Этот бог – только для меня, а те, другие, – твои, – и я тоже должна почитать их.

– Значит, старуха говорила тебе о финикиянах? – спросил Рамсес.

– Она ворожила мне давно, еще в Мемфисе. И вот теперь все говорят про какую-то финикийскую жрицу. Будто, если бы не ее чары, ты не бросился бы тогда на арену. Ведь бык мог убить тебя! Как подумаю, и сейчас сердце холодеет…

– Все это глупости, Сарра! – весело перебил ее Рамсес. – Кого я приблизил к себе, тот стоит так высоко, что ему ничто не страшно. А тем более какие-то бабьи сказки.

– А несчастье? Нет такой высокой горы, где бы не настигли нас его стрелы!

– Материнские заботы утомили тебя, – сказал царевич, – и жару ты плохо переносишь, оттого и печалишься. Успокойся и береги моего сына. Человек, кто бы он ни был – финикиянин или грек, может вредить только себе подобным, а не нам, богам этого мира, – сказал он задумчиво.

– Что ты сказал про грека?… Какой грек?… – спросила с беспокойством Сарра.

– Я сказал «грек»? Не помню… Ты ослышалась.

Рамсес поцеловал Сарру и ребенка и простился с ними, но тревога не покидала его.

«Надо раз навсегда запомнить, – думал он, выйдя от Сарры, – что в Египте не укроется ни одна тайна: за мной следят жрецы и мои придворные, – эти даже когда они пьяны или притворяются пьяными, а с Камы не сводят своих змеиных глаз финикияне, и если они до сих пор не спрятали ее от меня, то только потому, что их мало беспокоит ее целомудрие. Сами же они посвятили меня в обманы, которыми занимаются в их храмах. Кама будет моей. Они слишком заинтересованы во мне и не посмеют навлечь на себя мой гнев».

Несколько дней спустя к царевичу явился жрец Ментесуфис, помощник Херихора по военному министерству. Глядя на его бледное лицо и опущенные веки, Рамсес понял, что тот знает уже про финикиянку и, может быть, в качестве жреца собирается даже читать ему наставления. Но Ментесуфис не коснулся сердечных дел наследника. Поздоровавшись официальным тоном, он сел на указанное место и заявил:

– Из мемфисского дворца владыки вечности мне сообщили, что на днях прибыл в Бубаст великий халдейский жрец Издубар, придворный астролог и советник его милости царя Ассара.

Рамсес чуть было не сказал Ментесуфису, что ему известна цель прибытия Издубара, но вовремя одумался.

– Знаменитый жрец Издубар, – продолжал Ментесуфис, – привез с собой грамоту о том, что достойный Саргон, родственник и наместник его милости царя Ассара, назначен к нам полномочным послом этого могущественного властителя.

Рамсес чуть не рассмеялся. Важный вид, с каким Ментесуфис приоткрыл секрет, давно ему известный, привел наместника в веселое настроение. Он подумал с глубоким презрением:

«Этому фокуснику даже в голову не приходит, что я знаю все их проделки».

– Достойный Саргон и почтенный Издубар, – продолжал Ментесуфис, – отправятся в Мемфис облобызать стопы царя. Но раньше ты, государь, как наместник, соблаговоли милостиво принять обоих вельмож и их свиту.

– С большим удовольствием, – ответил наместник, – и при случае спрошу у них, когда Ассирия уплатит нам просроченную дань.

– Ты серьезно намерен это сделать? – спросил жрец, пристально глядя в глаза царевичу.

– Непременно. Наша казна нуждается в золоте.

Ментесуфис вдруг встал и негромко, но торжественно произнес:

– Наместник нашего повелителя и подателя жизни! От имени царя запрещаю тебе говорить с кем бы то ни было об ассирийской дани, в особенности же с Саргоном, Издубаром или с кем-либо из их свиты.

Наместник побледнел.

– Жрец, – сказал он, тоже вставая, – по какому праву ты мне приказываешь?

Ментесуфис слегка распахнул свое одеяние и снял с шеи цепочку, на которой висел перстень фараона.

Наместник посмотрел на перстень, с благоговением поцеловал его и, вернув жрецу, ответил:

– Исполню повеление царя, моего господина и отца.

Оба снова сели. Царевич спросил:

– Но объясни мне, почему Ассирия не должна платить нам дани, которая сразу вывела бы нашу государственную казну из затруднения?

– Потому что мы недостаточно сильны, чтобы заставить Ассирию платить нам дань, – холодно ответил Ментесуфис. – У нас сто двадцать тысяч солдат, а у Ассирии их около трехсот тысяч. Я говорю с тобой вполне доверительно, как с высшим сановником государства, и пусть это останется в строгой тайне.

– Понимаю. Но почему военное министерство, в котором ты служишь, сократило нашу доблестную армию на шестьдесят тысяч человек?

– Чтобы увеличить доходы царского двора на двенадцать тысяч талантов, – ответил жрец.

– Вот как? – продолжал наместник. – А с какой целью Саргон едет лобызать стопы фараона?

– Не знаю.

– Не знаешь? Но почему этого не должен знать я, наследник престола?

– Потому что есть государственные тайны, которые открыты лишь немногим высшим сановникам государства.

– И которых может не знать даже мой высокочтимый отец?

– Несомненно, – ответил Ментесуфис, – есть вещи, которые мог бы не знать даже царь, если бы не был посвящен в высший жреческий сан.