Фараон

– Эх вы, мудрецы, грамотеи, звездочеты! Я человек неученый, простой генерал, я без печати и имя свое не сумел бы на камне выдолбить, но, клянусь бородой моего повелителя, не поменялся бы с вами мудростью… Потому что вы живете в мире таблиц и папирусов и для вас закрыт тот действительный мир, где все мы живем. Я невежда, но у меня собачий нюх. И как собака издалека чует медведя, так я своим красным носом чую настоящего полководца. Вы собираетесь давать царевичу советы? Да он уже сейчас зачаровал вас, словно змея голубя. А меня ему не обмануть, и хотя царевич добр ко мне, как родной отец, я сквозь свою толстую шкуру чувствую, что он меня и моих ассирийцев ненавидит, как тигр слона. Ха-ха!.. Дайте только ему армию, и не пройдет и трех месяцев, как он очутится под Ниневией, лишь бы в пути солдаты у него не гибли, а рождались.

– Пусть ты даже и прав, – прервал его Ментесуфис, – пусть царевич хочет идти на Ниневию, – он не пойдет.

– А кто его удержит, когда он станет фараоном?

– Мы!

– Вы?… Вы!.. Ха-ха-ха!.. – снова расхохотался Саргон. – Так вы думаете, что этот юнец даже не догадывается о нашем договоре?… А я… а я… ха-ха-ха!.. я дам с себя шкуру содрать и посадить себя на кол, что ему уже все известно. Неужели финикияне были бы так спокойны, если бы не знали, что египетский львенок защитит их от ассирийского быка?

Ментесуфис и Мефрес переглянулись украдкой. Их почти испугала проницательность варвара, который смело высказывал то, чего они совсем не приняли в расчет. И в самом деле, что было бы, если бы наследник престола угадал их намерения и захотел спутать их планы?

Из минутного затруднения вывел их молчавший до сих пор Издубар.

– Саргон, – сказал он, – ты вмешиваешься не в свое дело. Ты согласный с волей нашего государя, а что знает или не знает и что сделает или не сделает египетский наследник – это тебя не касается. Раз вечно живущая верховная коллегия жрецов ручается в этом – договор будет выполнен. А как коллегия этого добьется – дело не наше.

Сухой тон, каким произнес это Издубар, смирил Саргона. Он покачал головой и пробормотал:

– В таком случае жаль мальчика – он храбрый воин и великодушный государь.

Глава XII

После посещения Саргона святые мужи Мефрес и Ментесуфис, тщательно укрывшись бурнусами, в раздумье возвращались домой.

– Как знать, – сказал Ментесуфис, – пожалуй, этот пьяница Саргон прав, говоря так о нашем наследнике…

– Тогда Издубар еще более прав, – холодно ответил Мефрес.

– Не надо, однако, относиться к царевичу с предубеждением. Надо сперва порасспросить его, – продолжал Ментесуфис.

– Так ты и сделай это.

На следующий день оба жреца явились к наследнику и с таинственным видом предложили ему побеседовать с ними.

– А что? Опять случилось что-нибудь с почтеннейшим Саргоном? – спросил Рамсес.

– К сожалению, нас беспокоит не Саргон, – ответил верховный жрец Мефрес. – В народе ходят слухи, что ты, государь, поддерживаешь близкие отношения с неверными финикиянами.

Эти слова сразу же разъяснили царевичу цель посещения пророков, и все в нем закипело. Он понял, что это начало борьбы между ним и жреческой кастой, но, как подобает наследнику, мгновенно овладел собой и изобразил на лице наивное любопытство.

– А финикияне – опасный народ, это исконные враги нашего государства, – прибавил Мефрес.

Наследник улыбнулся.

– Если бы вы, святые отцы, – ответил он, – давали мне деньги взаймы и держали при храмах красивых девушек, – я не разлучался бы с вами. А так мне волей-неволей надо дружить с финикиянами.

– Говорят, ты посещаешь по ночам эту финикийскую жрицу.

– Приходится до поры до времени, пока она не образумится и не переедет ко мне во дворец. Не беспокойтесь, однако: при мне мой меч, и если кто-нибудь станет мне поперек дороги…

– Но из-за этой финикиянки ты возненавидел ассирийского посла…

– Вовсе не из-за нее, а потому, что от посла несет бараньим жиром… Впрочем, к чему все эти разговоры? Ведь вам, святые отцы, не поручено наблюдать за моими женщинами. Думаю, что и Саргон обойдется без вас. Так что вам, собственно, нужно?

Мефрес до того смутился, что даже бритая голова его покраснела.

– Ты, конечно, прав, царевич, – ответил он, – что нам нет дела до твоих любовных похождений… Но… есть кое-что похуже: народ удивляется тому, что ты без труда получил взаймы от хитрого Хирама сто талантов, и даже без залога…

У царевича дрогнули губы, однако он сдержался.

– Не моя вина, – спокойно ответил он, – что Хирам больше доверяет моему слову, чем египетские богачи. Он знает, что я скорее откажусь от оружия, которое досталось мне от деда, чем не заплачу ему того, что должен… Как видно, не беспокоится он и о процентах, так как ничего не говорил мне про них. Я не хочу скрывать от вас, святые мужи, что финикияне щедрее и расторопнее египтян. Наш богач, прежде чем дать мне взаймы сто талантов, посмотрел бы на меня исподлобья, долго кряхтел бы, с месяц водил бы меня за нос и в конце концов взял бы огромный залог и большие проценты. А финикияне, которые лучше знают сердце государей, дают нам деньги даже без судьи и свидетелей.