Фараон

– Да ведь это же госпожа Кама! – воскликнул номарх.

Это была действительно Кама, больная и сильно изменившаяся. Когда при виде знатных сановников она встала и на нее упал свет, присутствующие увидели ее лицо, покрытое медно-красными пятнами. Глаза у нее были, как у безумной.

– Это не богиня! – вскричала она изменившимся голосом. – Это негодные азиаты подкинули мне зараженное покрывало. О я несчастная!

– Кама, – сказал начальник полиции, – над твоим горем сжалились знатнейшие наши верховные жрецы Сэм и Мефрес. Если ты расскажешь истину, они помолятся за тебя, и, может быть, всемогущий Осирис отвратит от тебя беду, пока еще не поздно. Болезнь еще только начинается, и наши боги могут тебе помочь.

Больная женщина упала на колени и, прижимаясь лицом к решетке, стала молить:

– Сжальтесь надо мной! Я отреклась от финикийских богов и до конца жизни посвящу себя великим богам Египта… Только прогоните от меня…

– Отвечай, но говори правду, – продолжал допрашивать начальник полиции, – и тогда боги не откажут тебе в своей милости: кто убил ребенка еврейки Сарры?

– Изменник Ликон, грек… Он был певцом в нашем храме и говорил, что любит меня… А теперь он меня бросил, негодяй, захватив мои драгоценности.

– Зачем Ликон убил ребенка?…

– Он хотел убить царевича, но, не найдя его во дворце, побежал в дом Сарры и…

– Каким образом преступник попал в охраняемый дом?

– Разве ты не знаешь, господин, что Ликон копия наследника! Они похожи, как два листа одной пальмы.

– Как был одет Ликон в ту ночь? – продолжал допрашивать начальник полиции.

– На нем был хитон в черную и желтую полоску… такой же чепец и передник красный с голубым… Перестаньте меня мучить… Верните мне здоровье… Сжальтесь… Я буду верна вашим богам… Вы уже уходите? О безжалостные!

– Бедная женщина, – обратился к ней верховный жрец Сэм, – я пришлю тебе всесильного чудотворца и, быть может…

– О, да благословит вас Ашторет! Нет, да благословят вас ваши всемогущие и милосердные боги! – шептала измученная финикиянка.

Сановники вышли из темницы и вернулись в канцелярию.

Номарх, видя, что верховный жрец Мефрес стоит, не поднимая глаз, спросил его:

– Тебя не радуют открытия, сделанные нашим усердным начальником полиции?

– У меня нет оснований радоваться, – резко ответил Мефрес, – дело, вместо того чтобы упроститься, запутывается. Ведь Сарра твердит, что она убила ребенка, а финикиянка так отвечает, как будто кто-нибудь ее научил.

– Значит, ты этому, святой отец, не веришь? – вмешался начальник полиции.

– Я никогда не встречал двух человек, настолько похожих друг на друга, чтобы один мог быть принят за другого. Тем более не слыхал я, чтобы в Бубасте существовал человек, который так похож на нашего наследника престола – да живет он вечно!

– Этот человек, – заявил начальник полиции, – служил при храме Ашторет. Его знал тирский князь Хирам и видел своими глазами наш наместник. Не так давно он отдал мне приказ поймать его и пообещал высокую награду.

– Ого! – воскликнул Мефрес. – Я вижу, почтеннейший начальник полиции, что ты посвящен во все высшие государственные тайны. Разреши мне, однако, не поверить в этого Ликона до тех пор, пока я сам его не увижу.

И разгневанный Мефрес покинул канцелярию, а за ним, пожимая плечами, ушел и святой Сэм.

Когда в коридоре смолкли их шаги, номарх посмотрел пристально на начальника полиции и спросил:

– Ну, что ты на это скажешь?

– Воистину, – ответил начальник, – святые пророки начинают нынче вмешиваться даже в такие дела, которые никогда раньше их не касались.

– И мы должны все это терпеть!.. – прошептал номарх.

– Пока, – вздохнул начальник, – пока, потому что, насколько я умею читать в человеческих сердцах, наши чиновники, военные и наша аристократия возмущены произволом жрецов. Все должно иметь границы.

– Мудрые слова сказал ты, – ответил номарх, пожимая ему руку. – Какой-то внутренний голос подсказывает мне, что я увижу тебя высшим начальником полиции фараона.

Прошло еще несколько дней. За это время парасхиты забальзамировали тельце сына наследника, а Сарра все оставалась в тюрьме, ожидая суда, который, она была уверена, осудит ее.

Сидела в тюрьме и Кама. Ее, как зараженную проказой, держали в клетке. Правда, ее навестил чудотворец-лекарь, прочитал над ней молитву и дал ей пить всеисцеляющую воду, но, несмотря на это, финикиянку не покидала лихорадка, а медно-красные пятна над бровями и на щеках выступали все резче. Из канцелярии номарха пришло предписание увезти ее в восточную пустыню, где вдали от людей находилась колония прокаженных.

Но вот однажды вечером в храм Птаха явился начальник полиции и сказал, что хочет поговорить с верховными жрецами. С начальником были два агента и человек, с ног до головы закутанный в мешок.

Ему тотчас же ответили, что верховные жрецы ожидают его в часовне перед статуей богини.

Оставив агентов у ворот храма, начальник полиции взял человека в мешке за плечо и, в сопровождении жреца, повел его в часовню. Он застал там Мефреса и Сэма в торжественном облачении верховных жрецов, с серебряными бляхами на груди.

Начальник пал перед ними ниц и сказал: