Фараон

— На этот вопрос я могу дать только один ответ: кто-то попытался укрыть священные сосуды, прежде чем их осквернят вавилонские завоеватели. Между прочим, это кадило, вероятно, было изготовлено и принесено в дар не так давно: это — изделие либо ханаанской мастерской, находившейся в Тире или в Библосе[28], либо работа ремесленника родом оттуда, который переехал со своей мастерской сюда, в Иерусалим, чтобы выполнять заказы для святилища. Эти орнаментальные мотивы характерны для стиля, который не спутаешь ни с каким другим, мы, археологи, называем его «ориентализирующим». Кадило датируется периодом между концом седьмого и первой четвертью шестого века до новой эры.

— Период нашествия Навуходоносора!..

— Совершенно верно. Итак, весьма вероятно, что люди, которые укрыли от опасности священные сосуды, сделали это в последний момент, когда стало ясно, что вавилоняне вот-вот ворвутся в город. Возможно, когда царь Седекия бежал через пролом в стене близ Силоамского пруда... навстречу своей судьбе мученика...

Спешка была такой, что предметы не были упакованы и уложены с должным тщанием, поэтому кадило упало на землю и пролежало тут до вчерашнего вечера, когда мы обнаружили и его. Следует также учитывать, что тот, кто нёс его, передвигался столь быстро, что даже не заметил, как из его ноши выпал один предмет.

— Значит ли это, что в конце туннеля может находиться сокровище Храма?

Аллон заколебался:

— Всё может быть. Конечно, нельзя исключать, что этот подземный ход ведёт к какому-то тайному помещению, но это ещё бабушка надвое сказала. Завтра мы возобновим работу. Сегодня я вынесу эту находку наружу: меня ожидает наряд военной полиции, чтобы сопроводить до подземного хранилища Национального банка.

— Эта вещь является самой драгоценной реликвией, которая когда-либо была обнаружена на земле Израиля со времён возвращения нашего народа в Палестину.

Аллон с величайшей осторожностью взял кадило и уложил его в коробочку, выложенную внутри ватой, которую он принёс под мышкой.

Они вернулись обратно ко входу в туннель под аркой Крепости Антония. Когда они выходили, Авнер увидел, как на его мобильном телефоне замигал красный сигнал: знак чрезвычайной срочности.

Он попрощался с археологом сердечным пожатием руки:

— Благодарю вас, доктор Аллон. Вы оказали мне большую честь. Прошу вас информировать меня о самых незначительных событиях, которые могут произойти в ходе вашего исследования. А теперь я должен срочно покинуть вас: меня вызывают по неотложному вопросу, надо узнать, о чём идёт речь.

— До свидания, господин Коэн, — промолвил Аллон и последовал за полицейскими, которые сопроводили его до припаркованного неподалёку бронированного автомобиля.

Авнер выслушал запись на автоответчике. Сообщение гласило: «Вызов чрезвычайной срочности в министерство обороны. Сигнал тревоги высшей степени». Судя по голосу, говорил Натаниэль Ашод, глава администрации президента.

Он взглянул на часы: было одиннадцать. Необходимо, чтобы кто-нибудь со службы заехал и забрал его. Он начал набирать номер телефона, но в этот момент рядом с ним остановился «ровер» тёмного цвета, и из него выпрыгнул Фабрицио Феррарио:

— Господни Авнер, мы сбились с ног, разыскивая вас по всему городу. Вы не проверяли, работает ли ваш телефон? Мы никак не могли выйти на связь по нему.

— Я был на тридцатиметровой глубине под скалой.

Молодой человек открыл ему дверцу, а потом сел рядом на заднее сиденье.

— Поехали, — приказал он шофёру и тут же повернулся к Авнеру: — Прошу прощения, господин Авнер?

— Ты всё прекрасно слышал, Феррарио, я был в туннеле с профессором Аллоном из Еврейского университета. А что случилось, чёрт возьми?

— Боюсь, что у нас серьёзные неприятности, господин Авнер, — вздохнул офицер. — Господин министр вам всё объяснит.

Они вошли в министерство со служебного входа, и Феррарио провёл его по лестницам, коридорам и лифтам до небольшой приёмной, чью скудную меблировку составляли всего лишь стол и пять стульев.

В помещении находились президент Скокот, министр обороны Азер Хетцель, начальник Генерального штаба Аарон Иегудай, министр иностранных дел Эзра Ширан и американский посол Роберт Холлоуэй. В центре стола стояли две бутылки с минеральной водой и по пластиковому стаканчику перед каждым участником совещания.

При появлении Авнера присутствующие обернулись к нему, и у всех было чрезвычайно взволнованное выражение лица людей, совершенно сбитых с толку. Только командующий Иегудай сохранял непоколебимость сурового лица солдата.

Фабрицио Феррарио удалился, закрыв за собой дверь.

— Садитесь, Авнер, — предложил ему президент. — У нас плохие новости.

Авнер сел, предположив, что через минуту его известят о начале операции «Навуходоносор» и скажут, что он попал в западню, как дикий зверь; он же, в свою очередь, напомнит им, что уже два месяца твердил о серьёзной опасности, но никто не счёл нужным прислушаться к его мнению.

Сначала взял слово американский посол: