Фараон

— Минуточку, господин президент, — прервал его посол Холлоуэй. — Я не считаю, что было бы разумным принять подобное решение. Ни одна из арабских стран не объявила нам войну, нет никаких данных со спутников, которые свидетельствовали бы о массированных передвижениях войск, и пока что нет никаких требований со стороны террористов, которые завезли боезаряды на нашу территорию. Ваша атака будет расценена как военные действия во всей их полноте и навсегда уничтожит какую бы то ни было возможность довести до завершения процесс мирного урегулирования в этом регионе. Моё правительство чрезвычайно привержено этой идее.

Все молча переглянулись. Первым заговорил Авнер:

— Господин президент, я также уверен как в моём собственном присутствии здесь, так и в том, что имеются в наличии два несомненных факта: террористы доставили эти бомбы на американскую территорию лишь для того, чтобы сковать Америку по рукам и ногам, в то время как здесь будет предпринята решающая атака. За всем этим стоит Абу Ахмид, и покушение на Аль-Бакри является частью этого плана. — Я не доверяю вашему другу Таксуну, — заявил он, поворачиваясь к Холлоуэю. — Я уверен, что в эту минуту он подготавливает свой план военных действий в каком-нибудь треклятом бункере дворца Аль-Бакри. Я также за атаку, даже против мнения американцев. Своя рубашка ближе к телу, а опасность подстерегает именно нас, — констатировал он и закурил сигарету, невзирая на развешанные повсюду запреты, грозившие самыми суровыми карами.

Холлоуэй побагровел:

— Господин Авнер, ваше поведение недопустимо...

— Из-за сигареты? Бросьте, Холлоуэй, на кону стоят миллионы человеческих жизней, а вы трясётесь, что ваши чёртовы лёгкие вберут небольшую порцию смолы. Мои отец и мать лишились жизни в дыму печей Освенцима[29]. Пошли вы куда подальше, чёрт вас подери!

— Господа, — вмешался президент, — господа, мы должны совместно найти наилучшее решение. Определённо это не лучший момент для ссоры. А вы, Авнер, доставьте мне такое удовольствие, потушите эту сигарету, обещаю, что, когда всё закончится, я пришлю вам для пополнения запаса лучшие гаванские сигары, которые только можно найти в продаже. И за счёт налогоплательщиков. Итак, господин Холлоуэй...

— Сожалею, господин президент, но у меня имеются совершенно точные инструкции от моего правительства: никаких поспешных действий, пока мы не узнаем, чего они хотят.

— А если мы проигнорируем вашу рекомендацию?

— Вы останетесь в одиночестве: не получите ни одного доллара, ни одной запчасти, никакой информации. На этот раз моё правительство серьёзно намерено не дать втянуть себя в ещё одну войну. Общественное мнение этого не поймёт.

— Однако принимаем наше решение, — провозгласил президент Скокот, поворачиваясь к Иегудаю. — Господин генерал, примите все меры по объявлению высшей степени тревоги, но не начинайте никакой атаки до моего приказа.

Иегудай встал, надел берет и вышел, чуть не столкнувшись с солдатом, который в этот момент передавал бандероль офицеру охраны у двери. Тот принял её и затем постучал в дверь.

— Войдите, — крикнул президент.

Офицер вошёл и протянул ему бандероль:

— Только что доставили, господин президент.

Скокот открыл пакет: внутри лежала видеокассета.

— Хотите посмотреть её? — обратился он к Холлоуэю.

Посол утвердительно кивнул.

Авнер пожал плечами.

— Мне уже известно всё, что можно узнать из неё, — во всеуслышание заявил он. — Спокойной ночи, господа. И дай Бог, чтобы она не оказалась последней.

Он попрощался со всеми кивком головы и вышел.

Фабрицио Феррарио ожидал его в автомобиле и, как только увидел его, протянул ему сигарету и поднёс огня.

— Что, действительно дела так плохи, как кажется? — спросил он, явно мучимый любопытством.

— Ещё хуже. Отвези меня домой. Боюсь, что заснуть мне не придётся.

Феррарио не стал задавать вопросов, запустил двигатель и направился в старый город к жилищу начальника.

Авнер всё время хранил молчание, погрузившись в раздумье. Когда автомобиль остановился перед его домом, он открыл дверцу и, уже выйдя одной ногой, обратился к своему агенту:

— Феррарио, в последующие сутки может произойти что угодно, даже новый Холокост[30]. Ты, собственно говоря, совсем недавно здесь. Если хочешь вернуться в Италию, я не буду осуждать тебя.

Феррарио даже и ухом не повёл:

— Есть ли какие-нибудь указания на сегодняшнюю ночь, господин Авнер?

— Да. Не уходи далеко, ты будешь мне нужен. А если хочешь пройтись, то отправляйся к Крепости Антония, в туннель к Аллону, помнишь, где это?

— Конечно, помню. Там, где вы были сегодня.

— Именно. Следи за ситуацией. Удостоверься, что военные обеспечивают неукоснительный надзор. Если заметишь хоть что-нибудь подозрительное, звони мне.

Феррарио отбыл, а Авнер поднялся на лифте на седьмой этаж. Открыл дверь на террасу и, храня молчание, уставился в ночь, которая упала на горы Иудейской пустыни.