Фараон

Пока наши военные строители с помощниками готовятся, мы поспешно разбиваем лагерь. Подойти к стенам они смогут под прикрытием лучников, которые не дадут защитникам крепости, рассредоточившимся возле бойниц, нанести им урон.

Остается предпринять еще одну, последнюю меру – во избежание новых жертв.

– Вы двое – со мной! – приказываю я Маху и Джехути.

Наши три колесницы медленно выезжают на просторную площадку перед городскими воротами и там останавливаются.

– Сдавайся, правитель Кадеша! Спаси мирное население своего города! Сложи оружие, и я обещаю вам пощаду!

Продолжительная тишина…

Наконец городские ворота открываются.

Кто к нам выйдет? Правитель собственной персоной? Кто-то из царедворцев? Женщины и дети?

Они выпускают бесноватую кобылицу. Морда у нее в пене, и она несется галопом прямо на меня. Цель противника – убить фараона и посеять панику в его войске.

Используя свой меч в качестве копья, Маху пронзает грудь разъяренной кобылице, и та кричит от боли. Он приканчивает ее кинжалом, отрезает хвост и кладет его перед моей колесницей.

Под командованием Маху саперы[90] направляются к вновь отстроенной стене. Двое падают, пронзенные вражескими стрелами, но остальные добираются до цели и начинают копать.

Минмес прав: стена никуда не годится. В считаные минуты пролом готов. И в него устремляется поток моих солдат.

79

Труп правителя Кадеша лежит на вымощенном плиткой полу опочивальни.

– Как он умер? – спрашиваю я у Минмеса.

– Собственный слуга его удушил. И теперь умоляет о пощаде.

– Ни один предатель ее не заслуживает.

Наши саперы энергично разрушают крепость; горожан мы расселим по соседним деревням, а солдат уведем в Египет в качестве военнопленных.

– Сожгите этого бунтовщика! – приказываю я.

Участь, уготованная всем приговоренным к смерти, после того, как они выпьют яд. Став золой, они сгинут навсегда.

Этот план я задумал, когда получил истинную власть над государством, и он близок к осуществлению! Палестина и Ливан покорены, Митанни держит дистанцию, правителя Кадеша нет в живых – триумф, который должен меня опьянить.

Я же ощущаю лишь сомнения и горечь. Бесспорно, тот факт, что я перешел Евфрат, впечатлит многих могущественных владык, и они поймут: отныне я без колебаний подавлю любой бунт, задушу в зародыше любую опасность.

Уверен, что с кознями митаннийцев мы покончим нескоро. Они спаслись бегством, избежав прямого столкновения. Счастье, что мы потеряли так мало храбрецов; пожертвовав собой, они предотвратили нашествие.

Однако же новые потрясения неизбежны. Смутьяны, подобные правителю Кадеша, от своих планов не откажутся. И какую форму завтра примет их злоба?

Все, даже Минмес, обычно такой сдержанный, дали волю радости и празднуют наш оглушительный успех. Я же, как обладатель верховной власти, не имею на это времени. Пора планировать будущее и расстраивать планы мести…

* * *

Старик тоже утешился: в подвалах дворца в Кадеше нашлось несколько кувшинов с вином, достойным царского стола. Солдаты удовольствовались простым напитком – сирийским вином из виноградных выжимок, которое быстро ударяет в голову.

Нехватки провизии они не знали: жители селений по пути следования египетской армии сами предлагали еду и другие дары. Желающих столкнуться с ужасающей военной мощью Тутмоса, обуздавшего митаннийцев, установившего новую границу Египта по Евфрату, разрушившего Кадеш и покончившего с его властителем, не находилось.

К общему изумлению, даже Тьянуни повеселел. От агентов – ни намека на дурные новости, а оптимизм, излучаемый солдатами и военачальниками во главе с Джехути и Маху, оказался заразительным. Последний, всеми прославляемый как герой, красовался в новом золотом ожерелье, которое было даром фараона за то, что он остановил взбешенную кобылицу.

За исключением царской гвардии, состоящей из ветеранов, за которых отвечал сам Маху, дисциплина в армии, при попустительстве командного состава, ослабла. Никто уже не страшился грядущих сражений и гибели. Победители возвращались домой, где их ждали слава и пышные празднества.

* * *

Стоило тяжело груженным торговым судам из ливанских портов пристать к причалу в Мемфисе, как вокруг них засуетились грузчики и писцы: первые принялись разгружать древесину, металлы, ткани и провизию, вторые – все это считать и записывать.

Царский корабль толпа встречала с особым восторгом. Слухи о возвращении армии разнеслись со скоростью ветра. Не было такого селения в стране, где не знали бы о победах Тутмоса, и тысячи зевак явились в порт, чтобы его поприветствовать.

И Лузи в их числе. Митаннийцы, по его глубокому убеждению, показали себя трусами, зато гибель правителя Кадеша, этого малодушного дезертира, его обрадовала. Ничего, найдутся смельчаки, жаждущие отомстить, – да вот хотя бы он сам! Теперь, в статусе начальника конторы, следящей за учетом и распределением больших богатств, он очень скоро обзаведется единомышленниками.