Фараон Эхнатон

Фараон махнул рукой. И, словно бы никого не замечая у себя под ногами, сказал Кийе:

— Не кажется ли тебе, что хетты слишком наглеют?

— Это так, — ответила Кийа.

— Видит светозарный Атон: я сознательно избегал столкновений с хеттами. Я отдал приказ не тревожить набегами Ретену. Я сказал Хоремхебу: с нашей стороны ничто не должно огорчать эфиопов. Ливийцам я протянул руку дружбы. Скажи мне: было все это или мне так кажется?

— Было!

— В таком случае не странно ли, что за всю покладистость платят мне неблагодарностью? — Фараон сохранял внешнее спокойствие, смешанное с торжественностью, словно перед ним стояли не двое — Пенту и Маху, но сотня царедворцев. — Мне понятна ярость жрецов Амона Я не доставил им никакой радости. Никакой! Я разрушил их бога, — куски летели в стороны! Священные камни стали наподобие бараньих рогов — теперь никакой силой их не выпрямишь. Стерто, стерто навсегда ненавистное имя!

Кийа слушала фараона благоговейно — будто впервые увидела его, словно пыталась запечатлеть его лик пред долгой разлукой

«…Она пойдет далеко, эта женщина Маху быстро сообразил, как и когда следует пасть наземь. Маху — человек умный. Искушенный. Он видит, что лежит на глубине трех локтей под землей. Его величество сделал свой выбор. Семнех-ке-рэ придется ждать. Может быть, очень долго — до полей Иалу…»

«…Не могу уразуметь: на что надеется этот Пенту? Ведет себя так, словно сейчас войдет сюда ее величество, чтобы сказать свое слово. Но разве реки текут вспять? Его величество не признает перемен, когда решил что-либо. Он идет напролом, точно бегемот в камышовых зарослях…»

— Я предложил мир соседним народам. Всем! А они воспользовались предложением? Я спрашиваю: воспользовались?

Кого он спрашивал: Кийю, Пенту, Маху? Все трое молчали.

— Я спрашиваю: воспользовались?

Кийа сказала:

— Нет.

— Я спрашиваю: воспользовались? — Фараон возвысил голос.

— Нет, — ответил Маху. — Не все.

— Я спрашиваю: воспользовались? — Фараон сказал еще громче, нетерпеливее.

— Они это сочли твоей слабостью, — проговорил Пенту совсем тихо.

— Слабостью?

— Да.

— Это почему же — слабостью?

Теперь стало ясно, что его величество желал услышать голос Пенту, желал знать его мнение.

— Твое величество, человек устроен так: он хорошо понимает силу и плохо разбирается в доводах

разума. Все государства, кроме Кеми, управляются людьми. Следовательно, человеческие слабости свойственны их правителям. Кнут в руках погонщика — прекрасный довод. Чего нельзя сказать о добрых словах, о хороших побуждениях души. Твои божественные чувства ко всем сопредельным странам должны были быть оценены должным образом. Они должны были внушить уважение, благоговение и страх Но этого не случилось.

— Почему же, Пенту? — На щеках у Кийи вспыхнул румянец ноздри расширились неимоверно, и казалось, дыхание ее стало неожиданно горячим, как огонь.

«…Вот разговаривает Пенту с их величествами, и я имею возможность посмотреть со стороны. Становится очевидным ее величество — та которая в Северном дворце, — уже не ее величество. Будет ли Семнех-ке-рэ соправителем? До сегодняшнего утра можно было сказать: пожалуй. Теперь же — яснее ясного: нет!. Знает ли об этом Хоремхеб? Если да, то почему не предупредил меня? Если нет, то следует ли предупредить его? Непременно. И поскорее!..»

— Я отвечу тебе, — сказал Пенту с полупоклоном (шея почему-то не сгибалась перед Кийей) — Великодушие и доброе сердце его величества — жизнь, здоровье, сила! — были истолкованы превратно. Да, превратно! И вот враги наши идут вперед… Медленно, но верно.

Фараон дернул плечами Словно его напугали.

— Почему же «верно»? Я понимаю «медленно». Но при чем тут «верно»?

— Я сказал в том смысле, как понимают они.

— Это они тебе сообщили?

— Косвенным образом Кто же об этом станет говорить прямо? Ведь Кеми, ведомый твоим величеством, корабль непобедимый благоденствующий и крепкий остовом своим.

— Да, это так, Пенту.

Маху сказал:

— Они еще не уразумели главного: не надо выводить из себя твое величество.

— О! — воскликнул фараон. — Маху высказал то, что у меня — на самом кончике языка Верно: меня они еще не знают! Но вывести из себя могут. Вот тогда-то я призову к себе Хоремхеба и скажу ему: вот что, мой верный военачальник, бери-ка меч и иди походом на такие-то страны. Сверни шеи их правителям, сровняй с землей города их, сожги нивы, забирай себе их жен и детей! Как вы думаете, что ответит Хоремхеб?

Кийа сказала:

— У него заблестят глаза от радости, ибо руки у него давно чешутся.

Маху добавил к этому:

— Не будет для него приказа милее. Ион измолотит своих врагов по слову твоего величества.

Пенту согласно кивнул:

— Верно, так будет.

У фараона затрясся подбородок, и он поднял вверх правую руку:

— Мои враги поймут свое горе. Увидят его воочию, когда будет дело непоправимо!