Фараон Хатшепсут (СИ)

Хатшепсут заскрипела зубами. В ней нуждался Египет, Тутмос и Неферуре, но никак не Гермиона. Её обязательно выручат. Сенмут не успеет ей навредить. Ведь так? Так?

Выходя из укрытия, она осмотрелась и поняла, что у нее разрывает грудь от желания сделать всё возможное, лишь бы спасти всех. Хатшепсут бросила взгляд на комнату Сенмута. Раньше шутка, что он заслуживал собственный иероглиф в виде кувшина молока, не причиняла ей боль. Его любовь к коровам, к своему делу была на лицо! А как оказалось, и на то была выгода.

Её губы искривились от гнева. Где-то в ребрах заныло с новой силой, и Хатшепсут, пошатываясь, поспешила в кабинет предателя, чтобы найти камни. Инени и тут был прав: Сенмут прекрасно мог помочь. Дело было в желании…

Оставалось ответить лишь на один вопрос: сколько раз Сенмут травил её?

Совсем скоро прогремел ритм мужских размашистых шагов. Нужно торопиться! Но Хатшепсут закопошилась, желая унести как можно больше. У нее все вываливалось из напряженных пальцев и с грохотом рассыпалось на полу.

Сенмут приближался.

С каждым эхом быстрых, скользких шагов волнение усиливалось. В ушах стучал пульс. Её охватило бушующее негодование. Ничего не выйдет! Да и что она делает? Глупо. Хатшепсут отшвырнула камни в стену, которые тут же раздробились на несколько маленьких кусочков. Гордо выпрямилась и уставилась на единственный выход. Сенмут был уже за стеной. Незамеченной она уже всё равно не останется.

Когда Сенмут увидел её, его лицо изменилось: губы содрогнулись, бровь вопросительно поползла вверх, словно он не ожидал застать её здесь.

— Почему ты не в постели? — его недоверчивый взгляд упал на горстку безоаров. — Есть сведения о Неферуре…

Такой спокойный, что хотелось ударить. Не долго думая, Хатшепсут схватила вазу и швырнула в него. Затем вторую и третью. Мимо: Сенмут увернулся, оскалился и бросился на неё. Боль заставила женщину вскрикнуть. Он заломил локти, вжав её в стол, который с тягучим скрипом въехал в стену. Она тихо заскулила. Унижения приносили ей боль посильнее физической, точно что-то ломалось внутри нее. Будто тот сильный стержень, что держал весь Египет, власть, жрецов, дал трещину, разламывался.

С видом человека, увидевшего опарышей в разлагающемся трупе, Хатшепсут посмотрела на Сенмута. Ей хотелось расцарапать его лицо и изувечить гадкого предателя. Но едва ли ей выпадет такой шанс. Глупо будет оставлять её в живых.

— Ты тоже спятила, как и твоя мамаша? — глаза Сенмута отдавали пустотой, он еще больше причинял ей боль, сдавливая запястья. На её ресничках повисли две сверкающие капли.

— Яд змеи ударил в голову! — прохрипела Хатшепсут, чувствующая неутолимое желание увидеть Сенмута мертвым.

Он низко рассмеялся.

— Я так и думал. Тебе нужно поспать, дорогая, — в голосе слышалась издевка. Вроде бы, он сильнее заломил руки, а затрясло ее от противного смеха. Она фараон. Никто не смеет приносить ей боль. Никто не смеет унижать. Никто не смеет смеяться и издеваться! Никто!

Сенмут с мерзкой улыбочкой покачал головой, когда увидел ползучие дорожки скудных слез, жалкую улыбку своей жертвы и дрожащие хрупкие плечи.

— Вот она, твоя слабость…

Она вглядывалась и искала в его глазах любовь, прежнего Сенмута, но, кроме насмешки, ничего не находила. «Какой же он жалкий!» — подумалось ей. Стоило прикрыть глаза, как буйство чувств стихло. Нет, не сейчас. Хатшепсут возненавидела себя. Как и всегда, она поняла, что простила его, такого глупого, жестокого человека. Нет, убить она его не могла. Да и не смогла бы. Ей захотелось взвыть оттого, что она не могла сердиться ни на него, ни на таких людей, как он.

— Немедленно отпусти правительницу! — прогремел голос одного из стражников Инени. — Сенмут Асаак Апшехмуатт, отпусти фараона!

Хватка ослабла, и Хатшепсут скорее отошла.

— Инени, Хат, да? Инени? — кривил губами Сенмут, когда оглядел знакомые лица. Бежать он и не пытался.

— Подайте мне камни, — ее холодный голос не оставил и тени намека на ее слезы. Стражник собрал уцелевшие безоары и подал ей.

— И давно? Скажи, как давно, правительница, ты предпочитаешь его? — не унимался Сенмут.

Но она уже исчезла.

***

Ее излюбленным местом был сад. Он знал, что она пряталась там после ссор. Когда Северус бросился на террасу, то не нашел на ней никого, кроме малыша Гарри, которого назвать таковым язык уже не поворачивался. Животина значительно подросла и походила на большого полосатого пса. Рычал Гарри часто, но без угроз. Его кормили чуть ли не на убой, а за проступки давали хорошего кнута. У всех вошло в привычку, что глупая скотина беспричинно бормочет себе под нос. Именно поэтому-то Северус и замер: стояла тишина.