Фараон Хатшепсут (СИ)

Почему Осирис так покорно оставил их? Да, он боролся с Северусом внутри первое время, но потом покорно сдался. Мало верилось что-то, что поцелуй Снейпа был нечто вроде защиты. Это Гермиона действовала своими губами так, он же мог ее только лечить. Просто в тот самый день, когда он чуть не отправил её назад, Северус не сдержался. Гермиона и сама хотела остаться, а два подростка лишь упростили им жизнь, разбив тогда то проклятое зелье. Вид её сладких губ и эгоистичное счастье так привлекали его, что Северус не мог слушать голос совести или морали в голове. Он просто брал, что ему предлагали.

Если б его поцелуи работали так просто, давали ей силы для защиты, то едва ли он сидел в ее девственной спальне, мечтая о холодном душе.

И тем не менее Осирис не приходил. Его мотивы оставались неясными.

Решив, что с размышлениями о плохом, как минимум следует завязывать и заняться тем, чем давно хотелось, Северус направился прямиком к своему «делу». Тщетность своих попыток не думать о Гермионе он обнаружил, когда вспомнил шутку «не думай о белом слоне».

Угу, как же!

Теперь она его жена, и все законы, как магические, так и египетские, разрешали ему не только думать о ней.

— Потанцуем? — шепнул он совсем близко ей на ушко, когда подошел со спины и приобнял. Руки легли на животик и сцепились в замок. Скоро он будет там. В ней. Тлеющие угли внутри Гермионы того и ждали, чтобы ветер желания раздул их до пламени. Сейчас, как никогда, она чувствовала жар глубоко под его руками, кожей и мышцами пресса.

— Молока? — предложил подоспевший Сенмут.

— Нет, Сенмут, не сегодня, — тембр Северуса своей мягкостью сточил остроту отказа, — теплое молоко создает все условия для прекрасного сна.

Её щеки запылали — Гермионе, как и советнику стало предельно ясно, о чем шла речь. Архитектор с довольной улыбкой извинился и оставил их.

— Вина? — предложил муж и наклонился к ее шее, опаляя своим горячим дыханием.

Гермиона задрожала, когда его губы всё же припали к жилке пульса. Кожу покалывало желание. Ей хотелось почувствовать его поцелуи везде. Она развернулась к нему, и их губы встретились. Внутри что-то взорвалось. Унять такую бурю мог только Северус, но вместо этого его опытные губы лишь усиливали возбуждение. Мужские пальцы поглаживали ее спину, лопатки и шею, разливая тепло. Меж бедер Гермиона ощутила влагу, и от представления, как он войдет в нее, наполнит, как они станут одним целым, она застонала. Но его язык тут же заглушал все ее стоны, проникая в рот.

Кровь кипела. Воздух в легких заканчивался, вызывая дурманящую слабость в ногах.

Северус хрипловато рассмеялся, когда слегка отстранился и увидел ее блестящие глаза, полные разочарования, и легкий румянец.

— Прошу, не переставай меня целовать, — полу-простонала его девочка и шумно вздохнула, когда Северус прижал ее к себе сильнее и позволил понять, насколько сильно он желает «не переставать».

— Моя отзывчивая гриффиндорка, — прошептал Северус, прижавшись щекой к ее щеке и вдыхая запах лотоса, который пьянил его мужскую выдержку, — еще немного, и ты будешь моей навсегда.

***

Как же она ошибалась, будучи уверенной в том, что желает страсти! Это было ужасно: ее подташнивало, в горле стоял ком, а тело с каждой секундой дрожало сильнее. Гермиона никак не могла справиться с собой. Когда Северус внес ее в спальню, снял фату и стал дарить поцелуи, внутри девушки завопил страх и она попросила у мужа несколько минут для того, чтобы подготовиться.

Он, конечно, отнесся с пониманием, с бережностью поставил девушку на пол и нехотя отпустил. Стараясь не выглядеть трусихой — она же гриффиндорка! — Гермиона медленно прошла в ванну. На ватных ногах добралась до туалетного столика, удивляясь, как не рухнула по дороге от волнения. Ей казалось, что тело несомненно предаст её, она станет статуей, и Северус все поймет.

Ну почему, когда дошло до «дела», не помогало даже вино? А ведь она опрокинула два бокала! Алкоголь до сих пор жег горло, без надобности согревая изнутри. Те самые угли тлели ярче. И тем не менее, вытаскивая шпильки из прически и распуская пышные косы, Гермиона понимала, что боится она не боли…

Страшно было предстать перед ним обнаженной, неопытной. Его наложницы имели шикарные формы, большой опыт, она же не могла доставить ему такое уж наслаждение. Разочарование с его стороны неминуемо ждало ее.

— Гермиона? — немного тревожный голос за стеной означал, что терпение у ее мужа на исходе.

— Еще немного, Северус…

Лихорадочно она стала соображать, что придаст ей сексуальности? Кружевного шикарного белья с чулками у нее не было… Корсета — тоже. Выйти к нему голой представлялось ей с трудом. У нее даже не было помады, чтобы подчеркнуть свои бледноватые губы!

В отчаянии Гермиона и не думала о колдовстве. Да и что она могла сделать с такими нервами? Упаси Амон, представить неправильную трансфигурацию на себе!

Взгляд остановился на баночке с маслом лотоса, которым она укрепляла ногти и укрощала волосы.

— Все хорошо? — тревожный тембр был совсем близко, еще чуть-чуть, и Северус зайдет в ванну. — Я войду?