Фараон Мернефта

Но я не разделял общей веселости: дурное предчувствие томило меня, и казалось, что с минуты на минуту должно разразиться какое-нибудь новое бедствие. Однако все было благополучно. Евреи прятались, и никто из них не смел показаться среди веселой и нарядной толпы, наполнявшей улицы.

Наступил день приемов, когда к царю допускался каждый, кто хотел подать ему жалобу или прошение.

Придя в залу, я узнал от одного из товарищей, что в это утро еврей, открывший средство против паразитов, был найден задушенным в отведенной ему комнате, хотя его стерегли самым бдительным образом, и в комнату эту не было другого входа, кроме двери, охраняемой стражниками. Мы долго толковали об этом непостижимом событии, и после множества предположений отправились занять свой пост в приемной зале, которая вскоре стала наполняться публикой. Я спокойно смотрел, как толпа собиралась у входной двери, против трона. Вдруг в зале появились Мезу и Аарон и с невозмутимым видом стали в первом ряду просителей. Когда фараон вошел в залу, он тотчас заметил еврейского пророка, и краска гнева вспыхнула на его выразительном лице. Остановившись на ступени трона, Мернефта грозным взглядом окинул Мезу и его спутника, которые одни во всем собрании не отдали царю земного поклона.

— Видно, — произнес фараон дрожащим от гнева голосом, — что ты действительно посланник нечистой силы и что твой бог — сам Тифон. Ты имеешь дерзость являться ко мне на глаза после того, как трижды возмутил спокойствие моего народа своим проклятым чародейством! И как ты смеешь, гнусный колдун, не преклонять колен пред твоим государем.

Мезу выступил вперед и, подняв на Мернефту свой глубокий взор, спокойно отвечал:

— Я преклоняю колена только пред всемогущим Богом, который послал меня исполнить Свою волю, и повторяю тебе, о царь, отпусти народ Иеговы, или новые язвы будут поражать Египет, доколе твое упорство не сломится и ты не покоришься воле Предвечного. Я только орудие в руках Его и ничего не делаю без повеления Бога из богов.

— Ты не сделаешь больше ничего, колдун из колдунов, потому что терпение мое истощилось, — с пылающим взором воскликнул Мернефта и топнул ногой. — Взять их! — прогремел он, указывая воинам на двух евреев.

Один из офицеров тотчас выступил вперед с двумя солдатами, которые держали веревки, чтобы связать виновных.

Увидев это, Мезу побледнел и сделал шаг назад. Глаза его впились в людей, готовых схватить его, и, подняв руки, он сделал странный жест, как бы бросая в лицо солдатам что-то. Мгновенно оба воина остановились, бледные, неподвижные, с застывшим взглядом, с протянутыми руками, подобно двум статуям… Спокойный, словно ничего не случилось, Мезу обратился к царю:

— Ты отказываешь? Хорошо. Ты пожалеешь об этом, — и вышел медленным, ровным шагом в сопровождении Аарона.

Несколько минут безмолвие и оцепенение царствовало в зале. Все глаза были устремлены на двух воинов с веревками в руках. Они продолжали стоять без дыхания, без малейшего признака жизни, подобные гранитным статуям.

Мернефта тяжело опустился на трон и вытер свое чело, на котором выступили капли пота. Царевич Сети опомнился первый и подбежал к окаменевшим солдатам. За ним последовали другие и обступили кругом бедных молодых людей. Но тщетно пытались пробудить в них жизнь, трясли за плечи, громко кричали в уши, — воины оставались неподвижны, бесчувственны, и никакими усилиями нельзя было опустить или согнуть их протянутые руки, которые сделались тверды, подобно камню. Царь молча следил взором за этими бесплодными попытками и наконец хриплым голосом приказал позвать мудрецов, чтоб они попробовали освободить несчастных от пагубных чар волшебника, изгнавшего их душу из тела.

Врачи и мудрецы поспешно собрались и, после долгого секретного совещания между собою, приказали принести два больших сосуда с нильской водой. Совершив над нею различные заклинания, они облили ею бесчувственных солдат и затем стали обмахивать их пальмовыми листьями, громко повторяя:

— Повелеваю тебе, такой-то, приди в себя.

Все присутствующие молча смотрели на эту сцену. Вдруг оба воина, которых мы готовы уже были принять за мертвых, затрепетали, взор их оживился, И с глубоким вздохом они опустились на землю.

Через несколько минут они объявили, что совершенно пришли в себя, но чувствуют чрезвычайную слабость и не помнят, что с ними было. Фараон приказал выдать им вознаграждение и удалился во внутренние покои, мрачный и утомленный. Пир, назначенный во дворце на следующий день, был отменен, и все разошлись озабоченные и смущенные.

Я возвратился домой, томимый чувством страха и опасений за будущее, предвидя, что над нами собирается новая беда, отвратить которую мы не в силах. Матушка и сестра выбирали ткани для приданого. Но мой рассказ омрачил их веселое настроение и отбил охоту заниматься приготовлениями к свадьбе.