Фараон Мернефта

Что было делать? Скоро не хватит людей присматривать за больными. Тут я вспомнил о Кермозе. Не согласится ли она уступить мне на время какую-нибудь служанку, достаточно умную и опытную, чтобы помогать Акке ухаживать за моими родными? Я охотно заплатил бы за это какую угодно цену.

Не теряя времени, я взял маленькую шкатулку, наполнил ее драгоценностями, какие только мне попались под руку, и поехал к Кермозе.

Она встретила меня с обворожительною любезностью.

— Помоги мне, — сказал я ей, подавая шкатулку, — все мои родные слегли, и, кроме того, заболело более тридцати невольников и слуг. Прочие же до того перепуганы, что от них нет никакой пользы. Одолжи нам на время какую-нибудь дельную и расторопную служанку, чтобы присматривать за больными.

Кермоза, уже успевшая окинуть глазом содержимое шкатулки, сочувственно пожала мне руку.

— Бедный юноша! Я вполне понимаю твое положение. Все родные больны, а слуги совсем растерялись со страху… Но успокойся, благородный Нехо. Я люблю ваше семейство и охотно помогу вам в этой беде. Я дам тебе молодую девушку, вполне способную ухаживать за больными, но только должна предупредить тебя, что очень ею дорожу. Она не невольница, а родня мне, — обещай же, что у вас в доме к ней отнесутся с должным уважением.

— Конечно, клянусь тебе в этом, я верну ее в твой дом такою же, какой взял, и никто у нас и пальцем ее не тронет.

— Хэнаис, — кликнула Кермоза своим звонким и резким голосом, — Хэнаис, иди сюда скорее.

На пороге залы показалась молодая девушка поразительной красоты.

Обнаженные плечи и руки были чудной формы, а смуглая кожа так чиста и прозрачна, что сквозь нее можно было различить кровь в жилах. Черты лица отличались правильностью и прелестью, а большие черные глаза, ясные и кроткие, как у газели, выражали скромность и доброту. При виде меня она смутилась и потупила глаза.

— Хэнаис, видишь этого благородного египтянина? — начала Кермоза. — Три члена его семейства больны чумой, а слуги мрут как мухи. Поэтому он просит у меня кого-нибудь, кто мог бы помочь ему присматривать за родителями и сестрой, и я выбрала тебя. Я знаю, что ты отлично выполнишь эту обязанность. Можешь спокойно отправляться в дом благородного Ментухотепа и его достойной супруги ухаживать за бедными больными: сын их Нехо поклялся мне, что ни один мужчина в их доме, в том числе ион сам, и пальцем до тебя не дотронутся.

— Но, — возразила молодая девушка, смуглые щеки которой побледнели, — Пинехас не захочет отпустить меня.

— Пинехас обязан повиноваться мне! Не смей никогда говорить таких глупостей! Посторонние могут подумать, что сын может поступить вопреки моей воле, тогда как он с детства обожает свою мать и все ее желания для него закон. Ступай же и собирайся ехать с благородным Нехо.

Молодая девушка скрылась как тень, а я спросил, нельзя ли мне на минуту повидаться с Пинехасом.

— Не думаю, — отвечала мне его мать, — он очень занят теперь лечением Смарагды. Но пойдем посмотрим.

Кермоза повела меня в комнату Пинехаса и, остановившись пред дверью, приподняла край занавеса и сделала мне знак приблизиться. Я подошел и с любопытством заглянул в помещение.

На кушетке неподвижно лежала Смарагда. Цвет ее лица почти не отличался от надетой на ней легкой белой туники, но чумные пятна и горячечный жар уже исчезли. Казалось, она спала, будто изнуренная усталостью. Возле нее с озабоченным видом стоял Пинехас. Омифера не было видно, на полу, на циновке, крепко спала девочка-негритянка.

Пинехас был крайне утомлен, и пот градом катился с него. Нагнувшись над молодой женщиной, он начал прислушиваться к ее дыханию. Лицо его странно изменялось, выражая то ненависть, то бесконечную нежность. Опустившись наконец на ковер, он прижал к губам маленькую ручку Смарагды.

Кермоза проворно отдернула меня назад и прошептала:

— Мы ничего не видели… Понимаешь?

— Понимаю, — ответил я, — и вижу, что сейчас с ним нельзя говорить.

Когда мы вернулись в залу, то нашли там Хэнаис, которая уже ожидала нас, одетая в темный плащ, с полосатым платочком на голове и узелком под мышкой.

Она упала к ногам Кермозы и поцеловала ей руку.

— До свидания, милая Хэнаис, — сказала та, целуя ее в лоб.

— Пойдем, — сказал я, взяв слегка дрожавшую руку девушки, — и не бойся ничего.

Я посадил ее в свою колесницу и по прибытии домой отвел к доброй Акке и оставил их вместе.

Управляющий наш доложил мне, что заканчивается оливковое масло, и спросил, куда послать за новым запасом его. Я отправился к богатому купцу, знакомому моего отца, и нашел его в большом горе. В доме у него было несколько человек больных, а дочь только что умерла от чумы. Я сообщил ему средства, которые так помогли Ильзирис, и в благодарность он обещал прислать мне сколько угодно масла.