Фараоново племя

— Вот глупство! Божечки мои, мальчик, какое невероятное глупство! Ду бист а идише ингеле?

Не поняв вопроса, Митяй покачал головой.

— Слава богу! Если б ты был евреем, то непременно сошел бы с ума, имея таких фантазий. Цыгане, старухи, сказки, дьявол, диббук — подумать только! Гварнери в провинциальном городе, Гварнери, которого дарят нищему мальчику просто так. Впрочем, революция, бегство — все может быть… Дай-ка сюда нашу скрипочку!

Вздрогнув, Митяй протянул преподавателю потертый футляр. Все ещё всхлипывающий от смеха Столярский достал инструмент, бегло ощупал его, заглянул внутрь, потом положил на стол и достал из второго футляра скрипку Муси Гольдштейна — точно такую же, покрытую темным потресканным лаком, с редкостными прорезями по деке, похожими на разлетающихся в стороны чаек.

— Посмотри вот сюда, видишь? «Страдивари, 1701 год».

Иностранные буквы на маленькой этикетке Митяй разобрать конечно же не сумел, но тонко выведенные цифры были те самые.

— Это подделка. Удачная копия, золотко, понимаешь? Сто лет назад немецкие мастера стали делать копии великих скрипок — Страдивари, Гварнери, Амати. Выходил у них честный, добротный инструмент. В десятом году одесские миллионеры, дай им бог здоровья, закупили партию таких скрипок, чтобы дети учились. Кто-то решил подшутить над тобой, детка, и шутка хорошо удалась.

— То есть это простая скрипка? Самая-пресамая обыкновенная? И Паганини тут не при чем и никакая судьба мне не суждена? — Митяй не знал, радоваться ему или плакать.

— Сложный вопрос, — хитро усмехнулся Столярский. — Коммунисты говорят, бога нет, и судьбы тоже нет. Но раз ты, нищий мальчик, сумел добыть себе скрипку, выучиться играть, добраться до Одессы и найти единственного человека, который сделает из тебя настоящего музыканта — значит, кто-то на небе крепко за тебя молится.

Достав из кармана круглые золотые часы, Пейсах Соломонович, посмотрел на циферблат, пошевелил губами, что-то подсчитывая, и взял в руки скрипку упрямого Муси.

— Полчаса у нас есть, детка. Даю первый урок, потом отвезу тебя к нам с Фирочкой, переночуешь, поешь, а там как судьба выведет, да?

Довольный Столярский хихикнул и потрепал мальчика по стриженой голове. Митяй тоже расхохотался — он не думал и даже мечтать не смел, что кошмар обернется всего лишь страшной сказкой для малышей.

— Давай, золотко, слушай первый куплет, а потом попробуешь подыграть. И не делай тут личико — Моцарт для новичка слишком просто.

Митяй ожидал от Столярского чего угодно — но никак не блатной песенки, да ещё с вариациями, проигрышами и совершенно издевательской интонацией. Скрипка у старого музыканта заговорила бархатным голоском уличной этуали, закружилась, дразня:

Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в фартовый ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из-под полы торчал наган.

Дождавшись конца куплета, Митяй встроился вторым голосом:

Мурка, в чём же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты,
Разве ж я тебе не добывал?

«Мурка» плавно перетекла в какой-то незнакомый Митяю залихватский танец и завершилась неожиданным гопаком. Вспотевший от усилий Столярский оборвал игру и посмотрел на ученика уважительно:

— Из тебя выйдет толк, детка. Главное пользуй своих фантазий в музыку, только в музыку. Договорились?

Счастливый Митяй кивнул.

Профессора Столярского в Одессе знали все от биндюжников до депутатов. Потратив пару дней на беготню по комитетам, Пейсах Соломонович устроил Митяя в неплохой детский дом с правом посещения музыкальных занятий, а спустя четыре года перевел в интернат при созданной им же музыкальной школе. Д. Бориспольский, как писали на его первых афишах, действительно стал музыкантом, талантливым скрипачом. Если его имя не вошло в первый десяток имен выпускников — причина была исключительно в том, что у Столярского занимались гениальные дети. Митяй даже не пробовал оспаривать превосходство братьев Гольдштейнов, Семы Фурера или Лизочки Гиллельс. Ему хватало того, что у него получалось, а любую искру зависти к чужой славе музыкант гасил нещадно, помня больные глаза Алабаша, первого друга, потерянного из-за пустой ерунды. После школы Митяй поступил в Одесскую консерваторию, окончил её перед войной, но диплом получить не успел — в сорок пятом пришлось восстанавливать документы.