Фарбрика

– Девонька, поймите, милая моя, – подписывая с ними контракт даже на год, вы фактически отдаёте себя в рабство. Контракт продлевается автоматически, если ни одна из сторон не пожелает обратного. А уж они сделают так, чтобы вы не пожелали. Вы даже не вспомните, чего желать. У них, знаете, методы. – Он слишком стар и слишком толст, но даже в эту жару не может отказаться от своего футляра – чёрного костюма-тройки с полосатой рубашкой и удавкой-галстуком. То и дело Адинцев достаёт из кармана клетчатый платок, чтобы промокнуть мокрый лоб.

– Потому я здесь, советуюсь с вами, а не бездумно подписала все бумаги. Вы ведь монстр, Викентий Палыч. Придумайте что-нибудь!

– Откуда вообще взялась такая нелепая идея – отправиться в «Социум»?

Юлька упрямо молчит. Достаёт платок, но только для того, чтобы комкать его снова и снова, сжимать в руках, не позволяя ногтям впиться в ладони.

– У вас волшебная голова, Юленька! Зачем же отдаёте вы её этим каменотёсам? Считать бухгалтерские сводки? Искать очередное никому не нужное простое число? Рендерить розового кролика для бездарного фильма? Юленька, остановитесь! Вы ведь провалились исключительно по воле случая. Пф-ф-ф… В следующем году вы сделаетесь самой блестящей студенткой из всех, кого видели эти стены!

Как объяснить ему, старому, толстому, что не сможет она, никак не сможет прожить этот год. Со страшной болью в сердце, которое не разбилось в одночасье, как фарфоровое блюдце, а медленно разрушается под давлением чёрного пресса. С каждой минутой всё тяжелее – даже просто дышать почти невозможно, зная, что любимый, милый, рыжий Казик-Проказник предал её, предал всё, что у них было, – ради глупой блондинки в полосатом. Кто она? Зачем она? Боже, Юлька, о чём ты думаешь? Соберись!

Ох, как же это было больно!

Калинка совсем забыла, что такое боль. Иногда она покупала немного холода и немного тепла. Одно только тепло выходит в три раза дешевле, но без предварительного холода удовольствия от него мало. Холод был болезненным. Самым болезненным из всего, что она здесь помнила.

А между тем имеются среди акти оригиналы, потребляющие болевые ощущения регулярно и задорого.

Зачем, зачем им это? Калинка сжалась, отгораживаясь от боли, пришедшей вместе с мувиком. Слишком чёрная, слишком глубокая. Всё что угодно, только бы не чувствовать её больше никогда. Всё что угодно!

Медуза, словно прочитав Калинкины мысли, попыталась выбраться наружу, но Калинка не позволила. Медуза заметалась во рту, безжалостно и безостановочно жаля Калинку. Аура наполнялась инфой.

Большая белая лохматая собака по имени Бом бежит по траве, рассыпая брызги росы. И Юлька бежит следом, чувствуя, что кеды её и носочки промокли насквозь.