Встреча шла своим чередом, словно Мехар и не появлялась, пока Симран (как положено) не предложила сделать еще чаю, а Май (как положено) не отказалась, сославшись на то, что время летит, а ведь им нужно выйти скоро, чтобы не столкнуться с мусульманами, у которых сегодня их пресловутая Пятница[11]. Очевидно, этого знака и ждала Симран. Мехар почувствовала, как материнская рука обнимает ее плечи, и увидела, как пальцы с накрашенными ногтями берутся за край вуали. Симран открыла лицо Мехар, словно подняла занавес, а та на протяжении всего испытания боялась вздохнуть и прислушивалась, трепеща от волнения, не ахнет ли кто от ужаса, и молилась, чтобы этого не произошло. Симран оставила край вуали поднятым, и некоторое время все сидели в молчании; Мехар, все еще дрожа, так и сидела, уставившись в землю. Она знала, что не отважится поднять на него глаза. Позже Монти рассказывал, что в этот момент Май и ее сын обменялись одобрительными взглядами. Затем свекровь сказала:
— Я поговорила со священником. В будущем месяце звезды встанут благоприятно, предпочтителен семнадцатый день.
— Мы будем счастливы принять вас и вашего сына в любой угодный вам день, — с явным облегчением произнес Арвинд.
— Я подтвержу телеграммой, — сказала Май и сдержанно-хвастливо добавила: — Другие мои сыновья женятся тоже. Сегодня мы побывали еще в двух домах, оттого и приехали так поздно. Три свадьбы, одна церемония. Я пришлю весточку, когда определимся с датой.
— Как вам будет угодно, — повторил Арвинд, но теперь в его голосе чувствовалось легкое замешательство.
— Но моя сестра выходит за вас? — спросил Монти, а когда гости отбыли и Симран разбушевалась от его наглости, едва не схлопотал пощечину.
Старая ведьма (говорил он потом) открыла было рот, но сын опередил ее:
— Решение будет принято после совещания с младшими братьями. Но вам не о чем беспокоиться. Обещаю, ваша сестра выйдет за одного из нас.
Конец его речи сопровождался нервными смешками со стороны родителей Мехар.
Такой порядок вещей был не нов — далеко не нов, — но Монти возмутился и во время стычки с Симран сказал, что на дворе уже двадцатый век и, честное слово, Мехар имеет право знать, за кого выходит замуж.
— Она имеет право войти в почтенную семью, а это — почтенные люди из Кала-Сангхьяна. Неважно, кто будет ее мужем. И настоящий брат это бы понял.
Последние слова Симран произнесла с нехарактерной для нее язвительностью, отчего стало еще обиднее.
Начался новый месяц, семнадцатый день был все ближе, и в приготовлениях к нему — хватит ли одеял на случай, если гости замерзнут? подкуплены ли чамары[12], чтобы держались подальше от храма? — все мысли о том, за кем именно Мехар пройдет вокруг священной книги, были забыты. Да и сама Мехар старалась не беспокоиться. Мать права: какая разница? Все равно она не сможет отвергнуть юношу или сказать: «Нет, спасибо, я возьму другого», — как если бы она выбирала яйца на рынке.
Даже в день свадьбы никто в семье не знал наверняка, за кого ее выдадут. Мехар с головы до ног закутали в тяжелый красный наряд с золотыми украшениями, кисти рук и даже ступни обернули тканью, подвязав золотой тесьмой на щиколотках и запястьях. Она не могла ни видеть, ни слышать, ни шагу ступить, да ей и не нужно было: Монти вынул ее из коляски, понес на руках вверх по ступеням, через наполовину заполненный народом храм и усадил рядом с мужчиной, ожидавшим в дальнем его конце. Лицо жениха скрывала сехра — прикрепленная к тюрбану занавесь из белых бархатцев, переплетенных с какими-то темно-красными цветами. Монти пытался разглядеть, тот ли это человек, что приходил к ним. Может, и сумел, как знать. В любом случае сообщить свое открытие Мехар он бы никак не смог. После того как он отнес ее к жениху, у него за весь день не было возможности поговорить с ней, а когда церемония окончилась, она последовала за женихом в коляску, возница тронул лошадей, и Монти, запретивший себе плакать, больше никогда не видел свою сестру.