Фарфоровая комната

Вывел ее из этого состояния силуэт Монти на красном оконном стекле. Он был двоюродным братом Мехар и жил у них уже несколько месяцев, с тех пор как мать (сестра Симран, родившая двух сыновей) послала его помогать на ферме, пока Симран не родит собственного мальчика. Восьмилетний Монти до сих пор обижался на это, и Мехар постаралась не обращать внимания, когда он вошел в комнату и стал шарить под чарпоем и за курильницами, неровно выстроенными в ряд на полке. У Монти были коротко остриженные волосы, рубашка с отрезанными рукавами, и двигался он быстро и резко, как будто его все время передергивало оттого, что приходится здесь жить.

— Ты не видела плевательницу? — спросил он.

Мехар смачно прищелкнула языком: нет.

— Черт.

Он подошел.

— Мою погладишь?

— Где она?

Пауза.

— У тебя верхние зубы закрывают нижние. Ты в курсе?

Лоб, а теперь еще верхние зубы. Демонстрируя великолепную выдержку, Мехар улыбнулась и продолжала работать, но Монти не унимался, подстегиваемый раздражением против всей их семьи.

— Люди, которые сегодня приходили, — ты в курсе, что они женят на тебе своего сына?

— Нет, не женят, — невозмутимо ответила Мехар, привыкшая к тому, что Монти вечно вредничает. — И они все равно ушли.

Он поставил ногу на чарпой, нарочно мешая гладить, и оперся локтем на колено. Мехар снова натянула покрывало.

— Скоро уедешь с ними жить. Они тебе даже имя поменяли.

— Глупость, — возразила Мехар, но встревожилась, потому что уже слышала нечто похожее от отца несколько часов назад, когда гости ушли. В ту секунду она не прислушалась к его словам, переполненная ликованием, оттого что ее не взяли.

— Может, их сын и выбрал тебе новое имя.

— Какой сын?

— Тот, с которым вы поженитесь и будете вместе жить.

Мехар снова охватила паника, как раньше, когда ей натянули на голову алый чунни.

— По-моему, твой и его дедушки дружили. И заключили такой уговор, что ли.

Монти говорил так, будто ему многое действительно известно.

— Замолкни, — сказала Мехар, которую вдруг сразу накрыло жаром, оторопью и желанием заплакать. — А то я тебя обожгу.

— Ты сначала рубашку сожжешь, — предупредил Монти, и Мехар перенесла утюг на стальную подставку. — Ох, поскорее бы твоя мать родила тебе брата, иначе это мне придется вносить тебя в храм. Чего они так долго копаются…

Мехар очень не хотелось, чтобы ее куда-то тащили, вообще никогда. Она уставилась на рубашку, борясь со слезами, а потом со спокойным стоицизмом, который она часто слышала в молитвах матери, посмотрела Монти в лицо.

— Когда я должна уйти? Можно мне сначала отпраздновать Дивали?[6]

— Лет через десять, — с видом знающего человека заявил Монти, и от счастья у Мехар распахнулись глаза и вырвался смешок, ведь десять лет — невообразимый срок: формально вдвое дольше, чем она прожила на свете, это она сама понимала, но в главном совершенно не поддающийся счету. Каждый год вмещал в себя больше прежнего, время растягивалось и растягивалось, с тем же успехом Монти мог бы сказать «никогда», и мысли о замужестве разом выдуло у нее из головы, выдуло через водостоки снаружи дома, и вернулись они, только когда Мехар было уже одиннадцать и Монти взбежал по лестнице, а потом промчался по крыше, громко шлепая сандалиями по бетону.

— Приехала твоя свекровь! — выпалил он.

Мехар играла в ладушки с одним из соседских малышей. Лица у обоих были выкрашены в цвета Кали[7] — красный и черный, потому что оставалось всего несколько дней до праздника Дашары[8].

— Кто? К нам, сейчас? — сказала она, а Монти подскочил, схватил ее за руку и потащил к лестнице. — Но у меня все лицо в краске!

— Она просит тебя срочно явиться. Меня Ма прислала.

Монти уже столько времени прожил в их семье, что взял в привычку называть Симран Ма, а к ее сестре, которая его родила и которую он видел от силы раз в год, он обращался Масси («почти мать»).

Внизу они замедлили шаг. Монти, не отпуская запястья Мехар, подвел ее к окну в глубине двора, и они заглянули в дом. В лучах солнца плавала пыль. На помятом коричневом диванчике, прямая, как стрела, сидела Май и чинно отведывала сладости, в то время как Ма яростно обмахивала ее веером.

— Что, кто-то умер? — спросил Монти. — Раз она в белом.

Мехар сделала гримаску, как бы говоря: откуда мне знать?

— Иди смой эту муть, — прошипел Монти.

Она осторожно отступила от окна и тихонько пошла в направлении колонки, когда из дома раздался голос:

— Мехар, сейчас же поди сюда.

Мехар в страхе посмотрела на Монти, показывая на свое черное лицо с красным дьявольским языком через весь подбородок.

— Ей стыдно выйти к вам с пустыми руками, дражайшая тетушка, — сказал Монти. — Пожалуйста, позвольте ей принести к вашим стопам кувшин лимонада.

— Я уже выпила лимонад. А вот ждать не имею времени. Сюда, сейчас же.

Мехар помотала головой и замахала руками, пятясь дальше.

— Прошу, не смущайте ее приказом явиться перед вами без приношения, — ответил Монти и прыснул в кулак.

— Мехар Каур, — это уже была Ма, — твоя мать пришла и хочет тебя видеть. В дом, сию секунду.