Фарфоровое лето

Она выложила открытки на стол, рядом друг с другом. Кристина выбрала для Агнес изображение черных, остроносых гондол, выстроившихся в ряд на фоне церкви San Giorgio, и писала своим быстрым почерком о дожде, холоде и наводнении. Текст открытки как-то не вязался с Кристиной, Агнес интуитивно уловила это. Господин доктор тоже подписался, будто между ними и не было ссоры. Агнес просматривала текст и переворачивала открытку несколько раз, чтобы оттянуть удовольствие от чтения весточки Бенедикта. Ей так не терпелось узнать, куда он отправился со своим приятелем Руди, что эта оттяжка давалась ей с трудом. Она глупо вела себя с Бенедиктом, поэтому даже не осмелилась спросить у него, куда он едет.

«Какие красивые дамы, — подумала Агнес, когда взяла наконец в руки открытку Бенедикта и углубилась в рассматривание картинки. — Так одевались очень давно, что за длинные, узкие платья, огромные шляпы с цветами, ботинки на шнуровке. Как эти дамы закидывают ногу на ногу, как благородно, наша сестра так наверняка не умеет. А скатерть на длинном столе — коврик из бархата, — размышляла она дальше, — со сложной вышивкой, с золотыми нитями, может быть, это даже выткано, точно не рассмотреть».

В очках и без них пыталась Агнес раскрыть тайну узора на коврике и наконец пришла к убеждению, что на открытке изображена картина. Значит, Бенедикт снова побывал в каком-то музее. Она быстро пробежала глазами текст: «Дорогая Агнес, у нас все хорошо — в отличие от Кристины он, слава богу, не испытывал разочарования, — жаль, что мы не может остаться подольше, — она все же должна была дать ему побольше денег и ему не следовало устраиваться на эту работу, — с наилучшими пожеланиями, Бенедикт». Рядом имя Руди Чапека, написанное с наклоном вправо, с витиеватым росчерком. Наверху Агнес прочла напечатанную маленькими буквами надпись «Palazzo Fortuny», подумала, еще ничего не подозревая: «Значит, они тоже были в Италии», и стала читать дальше, чтобы узнать название города. Там было еще Campo San Beneto, а потом — Venezia. Агнес раз за разом перечитывала это последнее слово, потому что оно никак не укладывалось у нее в голове. Когда она поняла, что ошибка невозможна, то задрожала. Она быстро положила открытку Бенедикта под покрывало постели, на которой никто не спал, чтобы она находилась как можно дальше от открытки Кристины. Потом Агнес начала ходить взад и вперед между Психеей и столом, тихо повторяя: «Даже если они и встретились, они же не знают друг друга». Потом, все еще дрожа, она вытащила из бельевого шкафа бутылку сливовицы, которую спрятала за стопкой простыней, еще когда был жив ее муж. Налила половину стакана и с отвращением выпила залпом. Затем долго сидела на стуле, сгорбленная, закрыв глаза, со сложенными на коленях руками.

Ветер дул ей в спину. Она спускалась с горы по круто уходящей вниз дороге, судорожно сжимая в правой руке ручку полупустого, истрепанного фибрового чемодана, подаренного ей женой учителя. По ее щекам текли слезы, у нее не было носового платка, и она вытирала их ладонью. Сколько раз ходила она по этой дороге, от их обветшавшего домишки вниз, в деревню, восемь лет в школу, последний год, чтобы сделать небольшие покупки или выполнить какое-нибудь поручение, по воскресеньям — к мессе. Она бы с удовольствием научилась шить, в деревне жила портниха, готовая взять ее в ученицы. Но родители считали, этим денег не заработаешь, она, хоть и маленькая, но цепкая и выносливая, так что из нее можно выжать и побольше. После окончания восьмилетней народной школы она, спускаясь в деревню, каждый раз проходила мимо дома портнихи и смотрела, как ученицы за стеклами окон работают иглой, она могла бы быть сейчас на их месте. Заставляя себя идти дальше, она ощущала в желудке пустоту, а рот переполнялся слюной, хотя есть совсем не хотелось. Цепкость и выносливость не принесли ей ничего, кроме работы батрачки, вместе с родителями она ходила помогать богатым крестьянам убирать урожай. Платили ей гораздо меньше, чем родителям, а вина, разбавленного водой, она не любила. В их маленьком домике, с примыкавшим к нему каменистым картофельным полем, с немногочисленным тощим скотом, для нее не было работы, которая могла бы дать заработок. Младшие братья не нуждались больше в ее присмотре и тяготились им. Хотя никто не говорил об этом вслух, но Агнес знала: все ждут, когда она наконец уйдет из дома, найдет себе место и не будет каждый день садиться за стол вместе с остальными. Место объявилось совершенно неожиданно. Знакомый торговец прочел в местной газете, что для ведения хозяйства на одной венской вилле требуется честная, здоровая деревенская девушка, годится и не имеющая опыта работы. На запрос Агнес, написанный каллиграфическим почерком, был получен положительный ответ, ей прислали деньги на дорогу, предложили неплохое жалованье. Выходной — каждое второе воскресенье месяца.

Мать сказала, что не стоит сразу же снова приезжать, чтобы навестить их, это себя не окупит, а тоска по дому скоро пройдет.