Фарфоровое лето

В комиссариате ко мне продолжали обращаться на «ты», а когда я заявила, что мой муж — адвокат, мне стали смеяться прямо в лицо. Полицейский, стоявший ко мне ближе всех, хохотал больше других, маленькая капелька его слюны попала мне на подбородок и медленно ползла по нему вниз. Парень, девушка и гитарист уже давно предъявили свои документы, через четверть часа им сказали, что они могут отправляться восвояси. Перед уходом они еще успели довольно злорадно поглядеть на меня. Потом пришел важный чиновник, и я попросила у него разрешения позвонить мужу. Конрада не было дома. Стали составлять протокол, я не знала, что говорить.

— Она, наверное, зачинщица, — сказал один из полицейских.

Наконец объявился Конрад. Важный чиновник объяснил ему, как обстоят дела, выслушал то, что сказал Конрад.

— Ваш муж сейчас приедет, — сказал он мне.

Мне принесли горячий кофе и перестали тыкать. Вскоре появился Конрад с моими документами.

— У моей жены сейчас несколько расстроены нервы, — сказал он.

Мне разрешили уйти.

Я была как одержимая. С трудом могла дождаться разговора. Мы быстро приехали домой на машине, всю дорогу не разговаривали друг с другом. Конрад еще не успел открыть дверь квартиры, а я уже начала рассказывать о Руди. Конрад не должен узнать об этом от моей матери в придачу с осторожным советом выяснить, в чем тут дело. Нет, ему не нужно будет ничего выяснять. Я сама объясню ему, в чем дело.

Плохо было то, что я не все рассказала Конраду. Обошла молчанием и Бенедикта, и Агнес, и обстоятельства, связанные с Кларой Вассарей. Сказала, что познакомилась с Руди случайно. Случай подвернулся в виде ни к чему не обязывающего разговора, как это иногда случается. У нас пробудился взаимный интерес, поэтому мы стали время от времени встречаться. Вполне невинно. С обеих сторон — любопытство и интерес к другому социальному слою, другому образу жизни. Милый парень, этот Руди. Наверняка не во вкусе Конрада. Но беседы с ним вносят приятное разнообразие в мои не слишком богатые развлечениями будни. Любая другая интерпретация абсурдна, мне двадцать пять, ему девятнадцать. Он для меня, как младший брат, этот Руди.

Конрад не прерывал меня. Когда я кончила говорить, он некоторое время молчал. Я терпеливо ждала. Но ждать мне не хотелось. Мне хотелось, чтобы он отреагировал на мои слова сразу же.

— Ну давай же, скажи что-нибудь, — потребовала я.

— Одно мне не ясно, Кристина, — спокойно ответил Конрад. — Какое отношение имеет этот Руди к твоему совершенно неразумному поведению перед немецким посольством?

— Какое же он может иметь к этому отношение, — ошеломленно пробормотала я, — никакого отношения он к этому не имеет, абсолютно никакого.

— Тогда ты наверняка в состоянии объяснить причины такого поведения, — сказал Конрад.

Он повернулся ко мне спиной и медленным шагом пошел прочь. Я обнаружила, что задняя шлица на его пиджаке расходится, по-видимому, Конрад поправился. Обычно я с удовольствием сообщаю ему подобные вещи, сейчас я поостереглась делать это. Конрад дошел до стеллажа с книгами и снял с него том энциклопедического словаря Майера, это был том от К до М; некоторое время он листал его, потом задержался на какой-то странице, начал читать, читал долго, ожидая, что я назову причины моего поведения.

Я не могла сделать это. Носком туфли я чертила на паласе небольшие круги, которые постепенно начали вырисовываться серыми разводами на светлом фоне. Иногда в нашей квартире бывает слышен шум машин с улицы. В эти минуты все было тихо.

Последующие действия Конрада были так неожиданны, так необычны для него, что я оказалась совершенно неподготовленной к ним. Только один прыжок понадобился ему, чтобы внезапно снова оказаться рядом со мной, только один прыжок. Конрад грубо схватил меня за запястье, швырнул на диван и наклонился надо мной, прижав меня своими коленями. В этой неожиданной ситуации он выглядел совсем другим, чужим, мужчиной, который причиняет физическую боль, демонстрирует свое физическое превосходство, мужчиной, к которому у меня на мгновение вспыхнуло новое, почти примитивное чувство, приятное и возбуждающее, однако это чувство сразу же угасло, как только Конрад сказал:

— Кристина. Как-то ты хотела поговорить со мной о нашей совместной жизни. Тогда я был к этому не готов, а теперь согласен. Давай сделаем это сейчас.

Я попыталась освободить руку. Его пальцы разжались без сопротивления. Я отодвинула его и медленно встала.

— Нет, — сказала я тихо, и мне удалось быть дружелюбной. — Теперь я не хочу больше говорить с тобой об этом.