Фарфоровые куколки

— Когда мы увидели «Алоха, мальчики!», твой отец плакал и не мог остановиться. Все в городе видели тебя в этом фильме. — И она на мгновение стала лучиться горделивой радостью. — Этот фильм побил все рекорды по количеству показов в Риальто. Даже в те времена, когда ты была совсем маленькой, ты уже была звездой в глазах отца. А этот фильм просто показал это всем остальным.

— Но это не отменяет того, что он меня избивал.

— Он стыдился меня, стыдился себя. Грейс, может быть, ты еще не встречала мужчину, испытывающего муки стыда, — такой человек способен на безумные поступки. Непростительные.

Как Джо, когда узнал о Руби.

— Твой отец любил тебя и хотел сохранить мое прошлое в тайне.

Так что же именно двигало отцом? Страх, что я случайно узнаю мамин секрет? Или его собственное униженное положение? У каждого мужчины, поднимающего руку на жену и детей, находится сотня объяснений. Не убран дом, невкусная еда, плохой день на работе, неугомонные дети. Какая, в сущности, разница? Мой отец меня бил, и ничто не могло этого оправдать.

Я любила мать, но она не защитила меня. Наконец я поняла, что, отпустив меня, она приняла всю тяжесть его кулака на себя, полностью. И это понимание потрясло меня до глубины души.

Мне было жаль отца, но это новое чувство никак не меняло памяти о том, что происходило в этой комнате многие годы. Памятью, которую отец о себе оставил, стала боль. И ужас, который я ощущала теперь, стоило мне понять, что мне что-то угрожает.

Я смотрела альбом отца, видела, с какой аккуратностью он его собирал, и соглашалась с тем, что никогда не понимала ни его, ни его решений, ни его жизнь, ни его стыда. Что бы сейчас ни говорила мама, я буду помнить лишь то, что была для него «убогой».

Однако я могла сама решить, что же делать со всем этим дальше: держаться за обиду или попытаться построить отношения с мамой.

— Расскажи о мисс Миллер, — попросила я, и на этом все закончилось.

Мама быстро ввела меня в курс событий в жизни моей учительницы, которая все еще не была замужем и по-прежнему сохла по менеджеру из банка «Фармере Нэшионал».

Это стало для меня новостью.

— Ты была еще совсем девочкой, — сказала мама. — Откуда ты могла об этом знать?

Я рассказала маме о жизни на колесах.

— Я изливаю душу одиноким солдатикам в городах при военных базах, матерям, тоскующим по сыновьям, влюбленным, которые, возможно, никогда больше не встретятся.

Потом я внезапно вспомнила слова Эдди: «Если я песню ощущаю, то публика ее тоже ощутит вместе со мной, потому что музыка очищает душу от грусти и трагедии. С помощью музыки можно выразить глубочайшие эмоции и состояние духа».

— Какие возвышенные речи! — воскликнула мама, и мы засмеялись.

— Ну, мы не всегда так разговариваем, — призналась я. — И у меня иногда получается заставить публику смотреть на меня, а иногда она просто не обращает на меня внимания, потому что кто-то занят своей дамой, а кто-то слишком много выпил. Но когда я превращаюсь в Восточную Танцовщицу и показываю номер из «Алоха, мальчики!», то могу погрузить своих зрителей в атмосферу того фильма.

— Ах, милая, я так тобой горжусь!

Я не стала рассказывать ей, что из-за сплетен лишилась договоров со многими клубами и что после Атланты меня никто нигде не ждет. Мама и папа пытались убежать от прошлого. Я же спасалась от клеветы, но если я ей об этом расскажу, поверит ли она мне?

Мама рассказала о моих одноклассниках. Фредди Томсон, который дразнил меня, когда я надела одну из его рубах, погиб на войне. Генри, сейчас работающий на мою мать, пошел против воли семьи и женился на Илсе, «несмотря на то, что она была финкой», после того как был призван на службу.

— Только от этой девочки никогда добра не было, — сказала мама. — Как только она узнала, что Генри потерял руку, она тут же сбежала из города.

Многие девушки поступали так же, когда узнавали, что их мужья или возлюбленные получили тяжелые ранения или были изуродованы войной. И многие искалеченные солдаты отказывались отвечать на письма любимых или встречаться с ними в госпиталях. Ни один мужчина не захочет, чтобы его женщина увидела его слабым и ущербным.

— А ты, милая, — спросила мама, — ты нашла любовь?

Я рассказала ей нашу с Джо историю, закончив фразой: «И вот уже больше месяца от него нет никаких известий».

— Он на войне, Грейс, — возразила мама. — Он каждый день видит смерть. А это может изменить любого мужчину.

— Но я не хочу, чтобы он менялся.

— Может быть, он об этом знает и понимает, что уже не сможет быть прежним в твоих глазах, когда вернется.

Мама пыталась меня утешить. Поразительно! Что бы ни происходило между нами в прошлом, она была моей мамой.

— Я люблю его, — призналась я.

— Тогда обязательно борись за него. Не убегай. Не сдавайся и верь.

— И как мне это делать, если он не отвечает на письма?

— Продолжай писать, не отказывайся от своих чувств и убеждений. Так делали мы с твоим отцом. У нас у обоих были недостатки, но нам все же удалось построить жизнь для себя и для тебя. Если чему и стоит у нас учиться, так этому. Борись за него, Грейс. Борись за него потому, что ты его любишь.