Собравшиеся на тротуарах многочисленные фанатики — большинство по такому случаю обрядилось в красные одежды — встречали шествие воплями и криками, которые пристали скорее безумцам. Двигавшиеся боевым порядком алтарники то исчезали в густом тумане, то появлялись из него, словно призраки. Главная их задача заключалась в том, чтобы сдерживать натиск восторженных толп. Один за другим, покачиваясь на плечах десятков рабов, проплывали паланкины, но сидящих в них скрывали тяжелые, расшитые шелком занавески. Жрецы невысокого звания усердно били в барабаны, самозабвенно кружились и раскачивались или, впадая в неистовство, хлестали себя по голым спинам колючими ветками.
Эш, наблюдавший за шествием молча и внимательно, вел счет участников.
— В Храме почти никого не осталось, — заметил Бараха. — Наша задача облегчается.
Вместо ответа, Эш пожал плечами и начал вынимать из холщовой сумки и раскладывать на бетонной крыше принесенные предметы. Как и остальные, он был в боевом облачении: крепкие сапоги, кожаные рейтузы с наколенниками, прочный широкий пояс, свободная, без рукавов туника и нарукавники. Все это скрывала длинная, до пят, ряса. Такая же была и на Барахе. Некоторое время оба ветерана стояли друг против друга, разминая руки-ноги и привыкая к новому облачению.
— Неудобно, — буркнул Эш.
— Да, будто мешок на себя напялил, — согласился Бараха.
Оба знали, что ничего другого не остается, поскольку скопировать защитную форму алтарника было бы намного труднее.
Стоявший в сторонке Алеас тоже достал из сумки накидку и уже начал натягивать ее через голову.
— Погоди! — рявкнул Бараха. — Рано.
Подойдя к ученику, он надел на него тяжелые кожаные доспехи, закрывавшие верхнюю часть туловища, и начал пристегивать и подвешивать к ним боевой арсенал рошуна, точнее, то, что удалось приобрести за ночь на местном черном рынке. Арсенал этот включал в себя метательные кинжалы с перфорированными для легкости лезвиями; небольшой ломик; абордажный крюк и кошки; кисеты с молотой корой джупа, смешанной с семенами барриса, и мешочки с зажигательным порохом; топор с удлинителями для древка; арбалетные стрелы; два мешочка с калтропами; моток тонкой веревки с узелками; кожаную фляжку с водой; два запечатанных смолой маленьких кега с дымным порохом. Добыть последние оказалось труднее всего, и обошлись они недешево. Обремененный этой ношей, Алеас скоро почувствовал, что ноги у него начинают подгибаться.
— Будешь нашим вьючным мулом, — объяснил учитель. — При любых обстоятельствах находиться рядом, не отставать и как побыстрее передавать требуемое.
— А это чтобы не скучал. — Бараха бросил «мулу» маленький двухзарядный арбалет. — В свободную минутку стреляй в кого-нибудь.
Алеас кивнул, и даже этот простой жест дался немалым напряжением сил. Арсенал тянул все сильнее.
Эш помог ему натянуть сверху рясу.
— Ну вот. — Он хлопнул паренька по плечу. — Теперь ты похож на пузатую торговку рыбой.
Алеас с хмурым видом прошелся туда-сюда неловкой утиной походкой. Судя по выражению лиц ветеранов, представление их даже не насмешило. Колокол на башне пробил восемь.
— Что-то твоя армия запаздывает, — заметил Бараха.
— Можешь не сомневаться, она прибудет.
Эш вернулся к парапету и, сложив руки на груди, некоторое время наблюдал за медленно удалявшейся процессией, хвост которой только-только миновал мост над оврагом. Потом перевел взгляд на башню.
Из всех возможных точек наблюдения они выбрали самую удобную и безопасную, на крыше игрового заведения, расположенного на улице, которая шла вдоль рва. Судя по свету в распахнутых окнах и доносящимся из них звукам, казино еще работало. Неподалеку от старого рошуна топтался Алеас, перенося вес с одной ноги на другую. Сесть на парапет он не решался, опасаясь, что подняться самостоятельно уже не сможет. Подойдя к парапету, юноша посмотрел на башню, но взгляд его сам собой ушел дальше, туда, где под зыбкой пеленой тумана проступали очертания огромного города.
«А ведь я могу сегодня умереть».
Мысль эта пришла в голову сама по себе, независимо от того, что видели глаза. Пришла и застряла, повторяясь тревожным эхом. В животе как будто полыхнуло пламя.
За спиной у него Бараха читал утреннюю молитву. Даже не оглядываясь, он знал, что учитель стоит на коленях, со скрещенными на груди руками, повернув лицо в сторону бледного подобия солнца. Сегодня Бараха наверняка попросит храбрости и благословения у истинного пророка Забрима.
Эш тоже опустился на колени и замер в позе медитации.
— Подойди, — обратился он к Алеасу. — Присоединяйся ко мне.
А почему бы и нет?
Встав рядом со стариком, Алеас глубоко вдохнул и попытался расслабиться. Но достичь покоя оказалось не так-то просто. Тело было слишком напряжено. В такие минуты он завидовал Барахе, свято верившему в силу молитвы. Впрочем, у него была своя литания.
«Я делаю это ради друга. Он достоин моей верности. А еще я делаю это, потому что должен искупить грехи моего народа. Если я умру, то за правое дело.
Если я умру...»
Шаги на крыше.
— Твоя армия, — сухо заметил Бараха.